. Новый начальник Академии ген.-м. А. К. Баумгартен поддержал просьбу Обручева – командировка была продлена^>240. Обручев посетил Лондон и Берлин. В октябре 1861 года в столице Пруссии им была написана статья «Заметки о снаряжении пехоты пяти первостепенных европейских армий: русской, французской, английской, австрийской и прусской»^>241, где Обручев попытался подвести некоторые итоги своей поездки за границу: «Какое условие доминирует все остальные в военном деле? Здоровье солдата, целость его физических сил, свежесть интеллектуальных его способностей. Человек, владеющий вполне своими силами, хотя бы был вооружен плохой гладкостволкой, все же будет опаснее солдата, не сохранившего сил для действия из своего штуцера, какой бы усовершенствованной системы он ни был»^>242. Обмундирование русского пехотинца не отличалось особым удобством – и Обручев предложил особое внимание уделить экипировке: 1) уменьшить вес переносимого солдатом груза; 2) уменьшить нагрузку на голову и на грудь (заменить каски и ранцы на широких ремнях, сдавливавших грудь и легкие); 3) ввести легкое, удобное обмундирование из хорошей ткани^>243.

Обручев вообще был противником излишеств в обмундировании – султанов, чешуи, металлических гербов и пр.^>244 Он выделяет несколько условий к экипировке пехотинца, наиболее соответствующих требованиям современной войны: «Во-первых, чтоб солдат имел все необходимое для поражения неприятеля. В этом отношении разногласий мы видим мало. Ружье со штыком и 60 патронов удовлетворяют почти всех. Спор только о тесаках»^>245. Норма боезапаса – 60 патронов – была принята во всех армиях Европы и просуществовала без изменений до конца ХIХ века, несмотря на увеличившуюся интенсивность огня и недостаточность 60 патронов для эффективного боя, продемонстрированную и франко-прусской (1870–1871), и русско-турецкой (1877–1878) войнами. Во-вторых, солдат должен иметь при себе минимальный запас продовольствия и предметов личного обихода, необходимых для поддержания себя во время боевых действий. В-третьих, чтобы солдат, со всем своим снаряжением, был как можно менее заметен, не обозначался бы резко на горизонте. Употребление ярких красок для отличия частей войск пехотных может быть допущено только в самых малых размерах, на воротничках, погонах и шапках, если они невелики. Никакого блеска быть не должно^>246. К сожалению, предложения Обручева были несколько преждевременны – изменения в форме русской армии зачастую ограничивались фурнитурой и покроем.

В августе 1862 года Николай Николаевич вернулся в Париж, где 30 августа состоялась его свадьба с Марией Николаевной Милле, а 26 сентября молодожены вернулись в Петербург^>247. Это был единственный в жизни Обручева отпуск, в котором Николай Николаевич задержался дольше положенного. Он опоздал с возвращением в столицу на 12 дней, впрочем, начальство признало причину отсрочки уважительной^>248.

1863 год, так же как и 1856-й, – особая дата в биографии Обручева, как, впрочем, и многих русских людей, особенно военных. В июле 1862 года был арестован Чернышевский. Частые посещения семьи Чернышевских и недавние слухи вокруг имени Николая Николаевича вызвали поначалу интерес к его личности со стороны жандармов, но уже в мае 1863 года III отделение занималось пресечением слухов об обыске на его квартире^>249. В городе вновь появились слухи, и не только об обыске, но даже о планируемом государственном перевороте, в который якобы был вовлечен Обручев^>250. Установить первоисточник столь нелепых слухов не удалось. При обыске у Чернышевского было найдено письмо Герцена и Огарева с вымаранными инициалами адресата, в котором уже в советский период некоторые авторы усмотрели Обручева