Но рассыпной строй требовал увеличения офицерского корпуса, почти удвоиться должен был младший офицерский состав – ведь на роту в 250 человек полагался всего один офицер. Естественно, такую массу людей он мог вести только в колонне, и солдат не готовился к самостоятельным действиям (за исключением егерей). Обручев считал, что для рассыпного строя необходимо соотношение как минимум один офицер на 100–120 рядовых^>188.

Для увеличения числа офицеров Обручев предлагал два пути, и если первый – расширение и улучшение системы специального образования для офицеров и их детей – не выходил за рамки привычных мер, то второй – улучшение положения унтер-офицеров, их образования, и открытие для них перспективы производства в офицеры – не был традиционным и отторгался вплоть до чудовищных потерь кадровых офицеров в Первой мировой войне: «Необходимо владеть ею (силой духа. – О. А.) в солдате, чтобы сделать ее несокрушимым орудием против неприятеля и безвредною для мирных жителей. А это возможно только если в самом последнем солдате чтить его человеческое достоинство. Только хороший человек может быть хорошим воином, честным слугою Отечеству и Государю. Каждому солдату открыта дорога в офицеры, можно ли давить в нем чувство, без которого он будет после никуда не годен», – заключал Обручев^>189.

Нетрудно заметить, что это первое выступление в подцензурной военной печати с широкой программой военных реформ имело по-прежнему профессиональную аргументацию. В области военной эта программа предполагает модернизацию военных структур Империи. Осуществление этой программы улучшило бы боеспособность армии, изменило отношение к солдату как личности, но не сократило бы влияние армии на общество, а скорее наоборот. Подтвержу эту мысль мнением Клаузевица: «Как бы ни мыслили себе совершенное воспитание в одной и той же личности качеств гражданина и воина, в какой бы мере ни представляли войну общенациональной и ушедшей в направлении, противоположном эпохе кондотьер, – все же никогда не удастся устранить профессиональное разнообразие военного дела, а раз это так, то те, которые занимаются военным делом, и пока они им занимаются, будут смотреть на себя как на корпорацию, в порядках, законах и обычаях которой и фиксируются факторы войны. Так это будет на самом деле. Потому было бы большой ошибкой при решительной склонности рассматривать войну с высшей точки зрения недооценивать этот специальный дух обособления (Esprit de Corps), который в большей или меньшей степени может и должен быть свойственен войскам»^>190. Всеобщая воинская повинность лишь усиливает корпоративный дух кадровых военных, а с ростом резерва увеличивается и число людей, вовлеченных в сферу влияния армии и ее специфической военной идеологии. Этого так и не поняла редакция журнала, где Чернышевский действительно играл значительную роль – обозрение «Современника» хвалило Обручева за любовь к миру, в этом журнале его объявили не столько военным, сколько мирным писателем^>191.

Но бурю в военных кругах вызвала не эта статья, а две других, объединенных общим названием «Изнанка Крымской войны». Трудно было назвать в армии службу более ненавистную, чем интендантская. Обручев критиковал снабжение войск и рассматривал последствия недостатков этой системы. У англичан в Крыму, например, с сентября 1854-го по сентябрь 1855-го потери в связи с недостатками снабжения превысили боевые: убито и умерло от ран 239 офицеров и 3323 рядовых, а замерзло 2873 человека, умерло от холеры 35 офицеров и 4244 рядовых^>192. Потери от болезней с сентября по декабрь 1855 в английской армии составили 25 офицеров и 11 425 рядовых