– Как ты относишься к однополым бракам?

– Милый, – промурлыкала она, – это неактуальный вопрос. Сегодня актуальный: «Как ты относишься к разнополым бракам?» А еще актуальней: «А на хрен брак вообще?!» Но, как подсказывает твой озабоченный лук, интерес твой не праздный? В чем подвох?

И я рассказал.

Милка стояла в позе Евы у эдемского древа с надкусанным яблоком в руках. С середины моего рассказа она забыла о нем.

– Милка, – вздохнул я, – ты похожа на Еву, которая, дав Адаму надкусить яблоко, задумалась – а стоит ли?!

– Да?! – вышла она из оцепенения. – В нашем случае как раз наоборот. Слушай, а почему они выбрали логотипом надкусанное яблоко? Это так неэстетично.

– Кто?! – спросил я как дурак, а когда понял, что речь идет об Apple, Милка выбросила яблоко и повернулась ко мне:

– А почему ты отказался?

Этого я совсем не ожидал и едва не ляпнул Степкино: «В каком смысле?» Слава богу, ей и не нужен был мой ответ: как большинство женщин, Милка задавала вопрос исключительно для того, чтобы выдвинуть свою версию ответа, что она и сделала:

– Мика, столько всего можно узнать!

– Зачем? – удивился я. – Мы с тобой не менты и не журналисты. И даже не шантажисты. Это меня шантажируют.

– Тем более, – подвела она итог, – у тебя будет контроружие.

– Бред! – пожал я плечами. – Не буду я лезть в эту грязь.

– Это же твоя естественная среда обитания, пиарщик!

– Дура ты, Милка, – вздохнул я, – а ведь я подумывал жениться на тебе.

– Не смеши! С моими-то беспорядочными сексуальными связями?!

– Ты бы перестала, а Деду я бы наплел что-нибудь.

– Кому?

– Деду. Я с ним живу.

– Ну ты и мастодонт! С Дедом! Он что, квартиру тебе завещает?

– Он уже завещал.

– Тогда…

– Ладно, Мил, забудь.

– Как это я забуду?! Ты куда?! Я теперь тоже могу тебя шантажировать, идиот!

– Зачем? – прервал я свой путь к двери.

– А на хрен ты мне все это сболтнул? Я что, случайный попутчик в вагоне? Так ты отродясь поездом не ездишь.

– А кому мне было рассказать? – брякнул я. – Степке, что ли?

– Так бы и сказал, – умиротворилась Милка, – а то: замуж! Ладно, давай думать, хотя я уже придумала.

Как всегда, мой расчет был безукоризненным – таким женщинам, как Милка, не в кайф просто так помогать ни слабым мужчинам, ни даже сильным. Они должны на чем-то подловить, чтобы прижать к ногтю, а потом снизойти. Я предоставил ей всю гамму сполна. Оставалось не выдать своего торжества, чтобы не омрачить ее заслуженного. Но и переигрывать не стоило, поэтому, изобразив, будто я опять на коне, я принялся излагать какую-то версию действий. Она честно выслушала и, естественно, подпустила шпильку:

– Это и есть максимум креатива, на который ты способен? Какая у тебя зарплата?

Я озвучил в два раза меньшую. Иначе ее бы жаба заела. Но и эта сумма ее огорчила:

– Одно утешает, что это деньги не налогоплательщиков, а такого козла, как твой работодатель, – хмыкнула Милка. В подтексте читалось, что я тоже козел, получающий больше, чем стою, равно как и то, что не могу выбить большего, раз уж все дурью маемся.

Мне было плевать – и на ее мнение, и на ее советы, и на ее психологизмы, и на все прочее. У меня был свой план действий, в котором ее роль заключалась в физическом присутствии и подыгрывании мне, причем выглядеть это должно было так, будто она ведущий, а я ведомый. Как говаривал небезызвестный персонаж небезызвестного фильма: «Тщеславие – мой любимый грех». Если ты умеешь играть на тщеславии, игра состоится. Ибо тщеславие, пожалуй, единственный грех, который можно закамуфлировать под добродетель.

Итак, физическое тело Милки, равно как и интеллект, были в моем распоряжении. Оставалась самая малость, и тут позвонил Степка. Он захлебывался, как щенок. Я ничего не понял, думая о том, что он всего на пару лет моложе меня, а инфантилен, как мой очень младший брат, которого у меня, слава богу, нет. И дело не в том, что я его непосредственный начальник, а…