Наконец, его труд был завершен. Студиозус отшатнулся, чтобы не повредить линии струящимся со лба потом. Оставалась малость: капля собственной крови и заклинание призыва на дьявольском языке. Он раскалил шило от пламени, исходящего из его ладони, проколол кожу и аккуратно капнул в центр самого маленького круга. Боли Луи Клод не чувствовал, хотя кровь пульсировала, подгоняемая колотящимся сердцем.

Миг настал. Луи Клод поднялся на дрожащие ноги, развернул страницу из манускрипта, кашлянул и начал декламировать громким шепотом, чтобы не услышали соседи:

Viviana! Oro te appare te rosto!

Veni, Viviana! Ter oro te!

Veni, Viviana! Oro te pro arte!

Veni, Viviana! Opera pra estro, Ater oro!

Veni, Viviana! Oro te! Appare te rosto!

Veni, Viviana! Amen.

Дочитав заклинание, Луи Клод замер с сомкнутыми веками и распахнутыми объятиями.

Автор манускрипта предупреждал, что сначала призыватель может ощутить запах горящего дерева, затем нестерпимый жар, и только потом ему явится призываемая сущность. Но ничего не происходило. Выждав мучительно тягучую минуту, Луи Клод приоткрыл один глаз. Его комнатушка оставалась прежней – та же паутина по углам, которую ему лень было сжечь, тот же продавленный тюфяк. Только потрескивали фитилями черные свечи и белел на рассохшихся половицах сигил.

Луи Клод озадаченно почесал нос. В чем он ошибся? Может, все же неправильно нанес один из ключей?

Вздохнув, он вновь опустился на колени. Все же великими не становятся за секунду, придется еще немного покорпеть. Он скрупулезно проверял ключ за ключом, сверяясь с вырванными страницами. И он почти сверил первый, внешний круг, как вдруг задел рукавом одну из свечей, и та упала прямиком на разложенный рядом – исключительно для вдохновения! – портрет Вивианы. Ахнув, Луи Клод потянулся через все круги, чтобы потушить очередное нежеланное возгорание, но, вместо того чтобы погасить пламя, случайно высек новую искру из непослушных, таких неловких пальцев.

Сигил вспыхнул алым.

Зрачки Луи Клода расширились, заполнив едва ли не всю радужку. В следующее мгновение его, нелепо распластанного поперек мелового сигила, точно лягушку, затянуло внутрь пространственного колодца.

В каморке незадачливого студиозуса Тур-де-Луазо не осталось никого – лишь дотлевающий пергамент, смазанные меловые круги да погасшие свечи.

Удар животом о камни вышиб из Луи Клода весь воздух. Он застонал и попытался открыть глаза, но перед ними все плыло, а кровь будто отлила от головы, оставив ее легкой, как рыбий пузырь.

Приподнявшись на руках, он прополз вперед и на ощупь обхватил нечто теплое.

– По… помогите, – просипел он, поводя руками по незримой опоре. Человек? Нет, что-то слишком гладкое и нежное, люди такими не бывают. Луи Клод с усилием поморгал, и зрение медленно прояснилось.

Вокруг было темно, как в старинном замке, и горели сотни красных свечей, подкрашивая сумрак багрянцем. Он явно уже не в башне мистериков – там таких высоких, остро-сводчатых потолков не водилось. Как и огромных витражных окон. Так где же он очутился? И каким образом? Видимо, сигил дал сбой.

– Проклятый старый хрыч, – еле слышно вышептал он в адрес неизвестного сочинителя.

А затем, наконец, посмотрел на то, что до сих пор обхватывал обеими руками.

Перед его носом оказалась… ножка. Красноватая то ли от природы, то ли от мерцания алых свечей. Стройная и обнаженная до бедра, где сходился разрез кожаного платья. Он поднимал взгляд все выше, до затянутой в кожу, приподнятой груди, точеных ключиц… и к женскому лицу с распахнутыми черными глазами и приоткрытым ртом. Из темной копны волос выглядывали заостренные черные рога, за плечами красавицы подрагивали нетопыриные крылья, а где-то за ее троном – Луи Клод был уже уверен – свивался кольцами хлыстоподобный хвост.