– Фу-ты пропасть! Тогда спроси про уху. Ухи нет ли?
– Уха… Про уху мы, кажется, тоже не учили. Ах да… Суп опуасон. Эскеву заве суп опуасон?
Гарсон отрицательно потряс головой и подал карточку обеда, перечисляя блюда:
– Potage, mayonnaise de poisson, poitrine de veau…
– Да не нужно нам твоей карты! – отстранил ее от себя Николай Иванович. – Поросенка под хреном хотя нет ли? Должно же в русском ресторане хоть одно русское блюдо быть. Кошон, пети кошон…
Гарсон улыбался и отрицательно покачивал головой.
– Ничего нет. А заманивают русским рестораном! Черти!
– Неужто и русской водки нет? – спросил Конурин.
– Vodka russe? Oh, oui, monsieur… – встрепенулся гарсон и побежал за водкой…
– Не надо! Не надо! – кричал ему вслед Николай Иванович. – Я полагаю, что за обман, за то, что они нас обманули вывеской, не след здесь даже и оставаться нам, – обратился он к жене и Конурину.
– Да, конечно же не стоит оставаться. Надо учить обманщиков, – отвечал Конурин и первый поднялся из-за стола.
Ивановы сделали то же самое и направились к выходу.
Ницца без городовых
И опять Ивановы и Конурин начали бродить мимо магазинов, останавливаясь у окон и рассматривая товары. Время от времени Глафира Семеновна заходила в магазины и покупала разную ненужную дрянь. Теперь покупками нагружался уж Иван Кондратьевич, так как Николай Иванович был окончательно нагружен. Были куплены фотографии Ниццы, конфеты – имитация тех разноцветных мелких камушков, которыми усеян берег Ниццского залива, несколько каких-то четок из необычайно пахучего дерева, складное дорожное зеркальце, флакон с духами. Николай Иванович морщился.
– Напрасно мы в русском ресторане не пообедали, – сказал он. – Не стоило капризничать из-за того, что в нем нет русских блюд. Ведь все равно никакой русской еды мы здесь не найдем.
– А Капитон Васильич, между прочим, давеча говорил, что есть здесь какой-то ресторан, где можно русские щи, кашу и кулебяку получить, – отвечала Глафира Семеновна. – Он даже название ресторана сказал, но я забыла.
– Тогда спросите у городового. Городовой, наверное, знает, где такой ресторан, – предложил Конурин и прибавил: – Пора поесть, очень пора. Крепкие уж на еду позывы.
– Да где городового-то сыщешь! Этот город, кажется, без городовых. Вот уж сколько времени бродим, а я ни одного городового не видала.
– В самом деле, без городовых, – поддакнул Николай Иванович. – И я не видал.
– Ну, как же это возможно, чтоб город был без городовых! – возразил Конурин. – Просто мы не заметили. Нельзя без городовых… А вдруг драка? А вдруг пьяный?
– Иван Кондратьич, вы забываете, что здесь заграница. Нет здесь пьяных.
– Теперь нет, но по праздникам-то, уж верно, бывают… Городовой… Городового надо на углу искать, на перекрестке… Пойдемте-ка на угол. Вон угол.
Вышли на угол, где перекрещивались улицы, но городового и там не было.
– Странно… – сказал Конурин. – Смотрите, на извозчичьей бирже нет ли городового. Вон извозчики стоят.
Прошли к извозчикам, но и там не было городового.
– Ну, город! – проговорил Конурин. – Как же здесь по ночам-то? Ведь это значит, коли ежели кто- нибудь на тебя ночью нападет, то сколько хочешь «караул» кричи, так к тебе никто и не прибежит. А еще говорят цивилизация!
– Да не нападают здесь по ночам.
– Все равно без караула невозможно. Это не порядок. Ну, вдруг я полезу в такое место, в которое не приказано ходить? Кто меня остановит? Опять же извозчики прохожих задевать начнут или промеж себя ругаться станут.
– А извозчики здесь полированные. Видите, какие стоят? Ведь это извозчики. Здесь на них даже нет извозчичьей одежды, как на парижских извозчиках. Так же одеты, как и вы с Николаем Ивановичем: пиджачная пара, шляпа котелком и при часах и при цепочке.