– Привет, невеста! Откуда так поздно? – верзила Коротов раскинул руки, загораживая проход во двор.

– А-а, ты тут хоть чё делаешь-то?! – оторопела Яна.

– За тобой пришёл. Пошли в кино.

– Ты меня с кем спутал, Саша?!

– Яна! – раздался из темноты двора тонкий голосок матери, – мы уже уходим!

– Чего на танцы-то не приходишь? – сделал шаг в сторону от ворот Коротов.

– А ты прям без меня не можешь танцевать-то! – смеялась Яна.

– Могу, но с тобой интереснее. Приходи.

– Иришка вот подрастет и приду, – высматривала в темноте двора родительницу Яна. Мать «серой кошкой» оказалась рядом почти бесшумно.

Галантно Коротов поздоровался с Анной Ивановной и направился в сторону кинотеатра.

Перепеленав Иришку, Яна раздумала спать и, пытаясь поймать вражеские голоса на старой радиоле, чутко прислушивалась к звукам. Вздрогнула от резкого, короткого стука в дверь. Решив, что мать что-то забыла, Яна не спрашивая: – Кто там? – распахнула дверь.

– Кино отменили – домой неохота, к тебе можно, на чай? – пушистые, ухоженные усы Коротова, как улыбка Чеширского кота, неуловимо перемещались в темноте общего коридора.

Ступор, настигший Яну, прошёл, и она резко дёрнула Коротова за руку.

– Входи же быстрей! И – тише! У меня Ирка спит. Щас кто-нибудь выйдет из соседей – будет мне завтра кино. Ну, проходи, – продолжала шёпотом Яна.

– Чего делаешь? – оглядывался в темноте комнаты Коротов.

– Изучаю эфир – может, что-то найду интересное.

– Я с тобой посижу.

Когда минут через двадцать Иришка заглянула в свою «келью», увлечённые воспоминаниями «приятели», её даже не заметили. Послушав бурный диалог, и, не обнаружив знакомых имён, Ира тихонько прикрыла дверь, решив удалиться, примерно минут на десять. Ах! Совершенно напрасно! В шестнадцать лет такие сцены ещё новы и интересны, а для тонкой сплетницы, какой вырастала Иришка, это был упущенный шанс.

– Саш, может, хватит, – с вековой мольбой русских женщин взглянула Яна в вылинявшие, нагловато – голубые Сашкины глаза.

– Боишься, что приставать начну? – наливая водку мимо рюмки, сквозь зубы зло выдохнул Сашка.

– Нет. Просто терпеть не могу пьяных.

– Тогда не мешай. В моей жизни было всего три девчонки – всего три! – кого я уважал, кого я не тронул…

– На меня распространяется твоё уважение?

– Да. Я храню твои фотографии…

– И много их у тебя? – всё ещё насмешничала Яна.

– Две, – не задержался с ответом Коротов.

– Надеюсь, кроме тебя, их никто не видит, – стушевалась, покраснев Яна, – допустим, одну я припоминаю… я стою…

– В обнимку со мной, – осклабился Саша.

– Да-да! У тебя под мышкой. Нас Юра на бегу заснял. Мутная фотография, как твои мысли. Резкости нет, но не желтеет…

– Проводы Русской зимы были. Ты Весной была….

– С огромнейшим венком из искусственных цветов, – рассмеялась Яна, вспомнив далёкий, славный праздник, – я жутко озябла в тонком платье…

– Меньше надо было с Дедом Морозом целоваться.

– Да что ты говоришь! У нашего Деда в то время роман был – он вообще никого не видел, ничего не слышал. Репетиции часто пропускал, потому что его Наденька заканчивала работу в семь, а он непременно должен был её встретить. М-да. А Снегурочку помнишь? Люську Чебурашкину? Красивая девочка была. Где она сейчас, не знаешь? – на удивление легко всплывали из памяти далёкие дни.

– Развелась. К родителям вернулась, с ребёнком или двумя – не помню, но точно помню, что я её красивой не считал.

– У меня было детское восприятие действительности. Возможно сейчас…. – Яна фыркнула, – слушай, вспомнила: Люся часто ходила с синяками на губах, и вы с Серёгой её подкалывали, что она целоваться не умеет. Припоминаешь?