После ужина Мартин пригласил меня зайти в отель, он что-то привез для меня и хотел показать. Пересиливая себя, я не отказалась. Когда мы вошли в огромный номер, то мой взгляд сразу выхватил несколько фотоальбомов, лежащих на журнальном столике. На открытых разворотах были мои фотографии, на которых я улыбалась рядом с моим ростовским возлюбленным или в его объятьях. Эти фотографии были сделаны Роном, когда он приезжал в Ростов, он присылал их мне. Но я не ожидала их увидеть у другого человека.

Я развернулась и ушла. Я ничего не собиралась объяснять, это была моя жизнь и мои чувства. С прошлого лета, когда все это было, так много всего произошло и изменилось! Тот роман был закончен. Я жила в другой стране, вокруг были другие люди, у меня были новые друзья, и даже любовь была другой. Но все это было моим! К в самой ситуации, с этими заранее приготовленными альбомами, чувствовался вопрос. Даже требование. Ожидание объяснений. И это нарушало мои границы. Я ушла без объяснений и прощаний. Так резко я поступаю крайне редко, но в тот момент иначе не получилось.

Наутро я получила письмо. Мартин признавал свою бестактность, извинялся, объяснял, что ничего не имел в виду. Больше мы не виделись. В тот же день я получила от него два билета на концерт Eagles на стадион Wembley, в ВИП-зону. Мы пошли туда с моей подружкой Каринкой, сидели среди состарившихся богатых хиппи. Они были такими клевыми, эти старые марихуанщики, так отрывались, что временами было непонятно, куда смотреть, на сцену или на них. Концерт был просто фантастический – настоящий праздник! Eagles жгли! Пели в основном старые, любимые всеми песни, в том числе ту, для которой, по словам Мартина, он писал музыку. Мартина среди зрителей не было. Как он и предупреждал заранее, он находился за кулисами, с артистами. Я была этому рада.

Удивительно, но после той единственной встречи мы переписывались еще долгих три года. Тот Мартин, который писал письма, меня не путал, а, напротив, по-прежнему был частью привычной жизни, хотя за это время у меня появилось множество других электронных адресатов. В 1999 году я написала Мартину, что выхожу замуж и больше писать ему не смогу. Наша многолетняя переписка закончилась. Затерялись диски и кассета, которые он мне передавал. Возможно, где-то у родителей лежат его первые письма, написанные на голубой бумаге с водяными знаками и вензелем. Осталась только наша с Кариной фотография с концерта Eagles, которую я сейчас держу в руках. Июль 1996 года. Мы на стадионе Wembley, в ВИП-секторе, рядом со сценой. Нам там по 24 года, и мы счастливы.

#italy #жить

Могла ли я подумать еще несколько дней назад, что окажусь на Сицилии? Или что встречу рассвет среди полей и гор? Не думала. Но если бы мне намекнули, что это возможно, я бы тут же в это поверила. Какое-то время назад я приняла тот факт, что жизнь интереснее и удивительнее, чем мы можем себе представить и нафантазировать. Ничего неизвестно наперед, и тем прекраснее все, что происходит.

Могла ли я представить еще год назад, в момент моего развода, что на свете есть еще огромное множество вещей, способных меня удивить? Точно не могла! И вот теперь удивляюсь и восхищаюсь порой так, что комок к горлу подступает.

Такое счастье – жить! Так здорово ничего не знать наперед, а просто поддавшись потоку (вот пытаюсь представить какому: водному ли, воздушному или какому-то еще, но этот образ пока не приходит) и доверившись ему, вот так легко скользить по жизни.

Сегодня я видела рассвет на Сицилии. Я давно не наблюдала рассвет. Даже когда меня мучает бессонница по утрам и вроде могла бы встать и понаблюдать за тем, как восходит солнце – ведь живу на высоком этаже, – я ленюсь. Лежу, кручусь в постели, но не открываю глаза и не встаю. Сегодня не было выбора: надо было ехать в аэропорт, поэтому я встала в 5 утра. Когда я проснулась, а точнее выползла из постели, было уже не совсем темно. А когда вышла на улицу – и вовсе светло, но все в какой-то серо-розовой прохладной дымке.