– Антон Иванович, откройте, это Александр Сергеевич Милостивый!

В замке что-то заскрежетало, заскрипело, и спустя несколько секунд дверь слегка приоткрылась. В доме было темно, поэтому в узкую щель мне удалось увидеть только блеск чьих-то глаз и длинный хрящеватый нос.

– Милостивый? – хрипло повторил хозяин дома, опять кашляя. Болеет он, что ли?

Я немного сдала назад.

– Он самый! – Александр улыбнулся.

– А чего случилось?

– Нам поговорить надо, Антон Иванович! Впустите?

– Поговорить? – обладатель длинного носа не торопился радоваться гостям. – О чём?

– О ваших работах!

– О каких ещё работах?

– О скульптуре сидящей девушки! – не выдержала я. – На набережной. Ваша ведь работа?

– А это ещё кто? – нос повернулся в мою сторону. – Ты кто?

– Не узнаёте? – нагло ответила я на грубый тон.

– Василиса, с ним так нельзя! – тихо прошипел Александр, дёргая меня за руку.

– Со мной тоже так нельзя! – взвилась я. – Послушайте, Антон Иванович, вы же культурный человек, а позволяете себе…

Я собиралась произнести разгромную речь, но дверь внезапно открылась настежь, и моему взору в полный рост предстал хозяин дома, невысокий лысый мужичонка лет шестидесяти пяти с жидкой бородкой и трясущимися красными губами. Его глаза, спрятанные под клочковатыми бровями, жадно ощупывали моё лицо. Я почувствовала даже какое-то физическое неудобство от этого внимания, как будто не взглядом меня касались, а ледяными пальцами.

– Как тебя зовут? – спросил он, не ослабляя хватки.

– Василиса, вы же слышали!

– Откуда ты тут взялась? – продолжал допрос странный человек.

– Из Москвы!

– Вот и проваливай обратно!

Ошалев от такого хамства, я растерялась и даже не успела ничего ответить, когда дверь, подчинённая решительному движению старика, стала закрываться. Не успела я – но Александр оказался сноровистее. Чёрный лакированный нос ботинка в последнюю секунду был втиснут между полотном двери и её коробкой.

– Антон Ива-анович! – укоризненно протянул Милостивый, качая головой. – Ну что за детский сад, а? Мы к тебе с добрыми намерениями, гостинцы вот принесли, а ты!

Он поднял вверх пакет, который всё это время держал в руке, и оттуда раздался весьма недвусмысленный звон чего-то стеклянного. Вредный старикашка потянул носом.

А я ещё сопротивлялась, когда Александр предложил купить в супермаркете эту гадость!

– Что у тебя там?

– Много чего, – улыбнулся Милостивый. – Ну что, впустишь нас?

Старик явно колебался, переводя взгляд с меня на пакет. Затем громко вздохнул.

– Ладно, входите.

Убранство комнаты, в которую нас завели, поразило и даже смутило меня. Внутреннее содержимое дома никак не соответствовало его фасаду! Я ожидала увидеть разруху и запустение, а моему взгляду предстало умиротворение и покой. Старинная мебель тёмного дерева, кресло-качалка явно не из «Икеи», напольные часы с маятником, приглушённо отбивающие секунды вечности, многочисленные живописные полотна на стенах – моя Глафира, думаю, хлопала бы в ладоши от восхищения, будь она сейчас со мной рядом. Но её не было, и я сама водила по сторонам глазами, прицокивая от восторга. Единственный диссонанс был замечен мной в этом уютном пространстве – ряд пустых бутылок, стыдливо прячущихся в тёмном уголке за буфетом.

Пока мы с Милостивым крутили головами, удивлённо переглядываясь, хозяин суетился: накрыл скатертью круглый стол, расставил стаканы, чайные чашки, аккуратно разложил принесённое нами добро по мискам, а в центр торжественно установил бутылку с виски.

– Прошу к столу!

Сейчас лицо старика совсем не напоминало выражением прежнее, оно светилось радостью и жадным предвкушением удовольствия.