Филип ушел из агентства пораньше. По дороге он зашел в цветочную лавку и выбрал любимые Сьюзен красные розы и белые лилии. Потом заглянул в бакалею, купил полотняную скатерть, продукты, чтобы приготовить хороший ужин, шесть маленьких бутылочек кока-колы (Сьюзен не любила пить из больших бутылок), всевозможные сладости на десерт и большой кулек карамели с клубникой, которую Сью могла поглощать тоннами. Нагруженный по уши, он добрался до мастерской. Выдвинул письменный стол на середину, накрыл его скатертью, расставил тарелки и бокалы, сто раз удостоверившись, что тарелки стоят точно друг против друга, приборы лежат симметрично, бокалы выстроены ровно. Он высыпал конфеты в плошку и поставил их на подоконник. Потом обрезал цветы и составил два букета. Красные розы он поместил в спальне на ночном столике справа от постели. Потом сменил постельное белье, поставил еще один стакан на полочку в крошечной ванной и тщательнейшим образом отмыл все краны, раковину и душ. Стояла уже глухая ночь, когда Филип в последний раз обошел «свои владения», желая удостовериться, что все у него в порядке. Но наведенный порядок показался ему «слишком стерильным», и он стал прикидывать, что и куда передвинуть, чтобы комната казалась жилой. Поужинал он пакетиком чипсов, сжевав их над корзиной для бумаг, умылся в раковине на кухне и улегся спать на диване. Спалось ему плохо, он просыпался каждый час. Едва забрезжил рассвет, он был уже на ногах и спешил на автобус, который должен был довезти его до аэропорта в Ньюарке.

Девять часов утра. Самолет из Майами приземлится через два часа. В надежде, что Сьюзен прилетит первым рейсом, Филип приехал заранее, занял «их» столик в баре, наклонив к нему стулья, и уселся возле стойки. Он пытался справиться со своим нетерпением, завязав разговор с барменом. Но тот был не из прислуги дорогих отелей, одетой в черные или белые смокинги и привыкшей с вниманием относиться к откровениям своих клиентов, а потому излияния Филипа слушал вполуха. Между десятью и одиннадцатью часами Филип сто раз порывался вскочить и встретить Сьюзен у дверей, но всякий раз сдерживал себя: она назначила ему свидание здесь, в баре, за этим столиком. В этом была вся Сьюзен, сложная, противоречивая. Она ненавидела напыщенность, но обожала символы. Когда самолет авиакомпании «Истерн Эйрлайнз» пролетел над полем, сердце Филипа заколотилось, губы пересохли. Самолет приземлился, и он тут же понял, что на этом рейсе ее нет. Сидя у окна, он видел, как по трапу спускаются пассажиры, как они идут вдоль желтой линии к терминалу. Наверняка она прилетит первым рейсом после обеда, «это куда более логично». И тогда, чтобы отвлечься от предстоящего долгого ожидания, он стал рисовать. Прошел час. Набросав на больших листах портреты семи клиентов, заходивших в бар, он захлопнул альбом и подошел к стойке.

– Возможно, я покажусь вам странным, но я встречаю друга, он сегодня должен вылететь из Майами. Следующий самолет прилетит только в семь вечера. Мне ждать еще шесть часов, а у меня закончились грифели.

Бармен недоуменно взглянул на Филипа, не прекращая протирать стаканы и ставить их на полку. Филип продолжил свой монолог:

– Иногда час кажется вечностью! Бывает, день летит, ничего не успеваешь сделать, а бывает, смотришь то и дело на часы, и кажется, что они встали. Не могу ли я помочь вам? Вытирать стаканы или еще что-нибудь делать… Например, принимать заказы клиентов, лишь бы как-то убить время. А то я свихнусь!

Бармен поставил на место последний стакан, обвел взглядом пустой зал и небрежно поинтересовался, что Филип желает заказать, придвинув ему какой-то бестселлер, извлеченный из-под стойки. Филип прочел название: «Пожалуйста, тише… Пожалуйста!» Поблагодарив, он вернулся на свое место. В обед бар заполнился, и Филип заставил себя заказать еду, скорее чтобы порадовать бармена, чем свой желудок, который ничего не просил. Он взял сэндвич и съел его, не прерывая чтения сборника новелл Реймонда Карвера. В два часа, когда заступившая на работу официантка налила ему очередную, неведомо какую по счету чашку кофе, он заказал кусочек торта, к которому так и не притронулся. Он по-прежнему читал первую новеллу. В три часа он заметил, что перечитывает битых десять минут одну и ту же страницу, в три тридцать – одну и ту же строчку. Тогда он закрыл книжку и вздохнул.