– Ты знаешь, Дина, у меня замечательная мать, правда, все пытается меня женить…
Дмитрий помолчал, искоса поглядывая на ее круглое белое личико с широко распахнутыми глазами цвета спелой сливы, окаймленными пушистыми стрелками густых ресниц.
– Я бы не прочь жениться, но не нашел еще такой красивой, как ты. Правда, я не встречал такой славной девушки! – без тени улыбки он взглянул на вспыхнувшую Дину. – Скажи, тебя снова выдадут замуж?
– Отец решит, – все еще краснея от смущения, Дина вздохнула.
– И тебе придется опять жить с каким-нибудь стариком?
– Слово старшего – закон, мы привыкли к этому.
– Привыкли? А как же любовь, Дина? Разве мы не созданы для того, чтобы любить и быть счастливыми?
Дина представила себе, как возмущенно задергались бы щетинистые брови старой Фатьмы, услышь она такое, и рассмеялась звонким детским смехом – Дмитрий невольно залюбовался ею. Перехватив его особенный, проникновенный взгляд, который она уже не раз ловила на себе, девушка, потупившись, вспыхнула, томясь каким-то мучительным и сладостным беспокойством. Бросив нож, Дмитрий поднялся и, подойдя к ней, заглянул в пунцовое от волнения лицо:
– Мне уже пора уходить к своим… Дина, ты не хочешь уйти со мной?
– Как уйти? Куда? Я не могу, – удивилась она.
– Что тебя здесь держит, скажи мне?
Девушка повела вокруг себя растерянным взглядом:
– Эта земля, горы, даже этот орешник… и моя семья…
– Дина, есть другой мир, огромный и прекрасный! Неужели ты не хочешь увидеть его? Давай оставим вместе этот ужасный край!
Тонкие, подвижные брови Дины взметнулись вверх:
– Ужасный край? Да краше нашей земли и не найти!
В одну из последних встреч Дмитрий отдал ей искусно вырезанную из дерева куколку – женскую фигурку с обрамленным тяжелыми косами круглым личиком и широко распахнутыми глазами, удивительно похожую на Дину.
– Это тебе на память обо мне, – он взял ее руку и, крепко сжав в ладонях, поднес к губам, – а я тебя никогда не забуду.
Преодолев слабое сопротивление, Дмитрий мягко притянул ее к себе – взволнованная, испуганная, девушка на мгновение замерла в его объятьях, но потом смущенно отстранилась. Не сводя с нее вспыхнувших синих огнем глаз, он провел горячими ладонями по худеньким плечам, коснулся холмиков маленькой груди – Дина вздрогнула, будто пораженная молнией. Впервые к ней прикасался не старик с отвратительными складками на теле и отвисшим животом, а молодой, сильный мужчина – движимая какой-то непостижимой, чудной силой, она опустилась на траву Внезапно кукурузное поле, качнувшись, взмыло к небесам, и выжженный солнцем бледно- голубой полог накрыл оглушенную девушку, дохнув на нее пышущим, как из печки, жаром Затопившая ее горячая волна понемногу схлынула. Свет яркого летнего дня, шорох, поднявшийся в поле под порывами набежавшего ветерка, острый запах измятой травы – все постепенно возвращало Дину к действительности. Она в недоумении взглянула на спавшего рядом мужчину. В душе росло и ширилось сознание того, что она совершила нечто страшное, непоправимое, и, вскочив на ноги, Дина бросилась бежать, не разбирая дороги…
Стараясь запечатлеть в памяти каждое мгновение последней встречи и в то же время сгорая от стыда, Дина, не поднимая глаз, подливала густой калмыцкий чай засидевшимся у свекрови соседкам в большие разноцветные чашки – Фатьма, привыкшая жить на широкую ногу и любившая поесть, не признавала на столе никакой мелкой посуды. Приняв у Мелеч еще один закопченный котелок со свежим чаем, Дина поставила его на приступок не топившегося летом холодного очага, неотступно думая о Дмитрии: «Как, едва познав любовь, отказаться от нее? Отказаться навсегда? Тогда придется бросить свой дом… Но потерять родину – значит лишиться сердца… Как жить в чужом краю? Да и есть ли там жизнь – там, за льдистыми вершинами гор?»