Синдзабуро осторожно заговорил:

– Что вы хотели?

– Добрый вечер! – дружелюбно улыбнулась старшая. – Мы торговые представители и обходим окрестные дома с наилучшими побуждениями. Простите, что беспокоим в такой поздний час. Но, возможно, вы смогли бы уделить нам пару минут своего времени?

Стоило с ней заговорить, как Синдзабуро ощутил невыносимую усталость. К этим глупым женщинам он не испытывал ничего, кроме отвращения – они покусились на его драгоценный отдых и вынудили идти к двери. «Вы что, не видите, как я устал? – крутилось у него на языке. – Вот уже шесть месяцев у меня нет никаких сил».

– Простите, но нет. Уже слишком поздно, – отрезал Синдзабуро.

Услышав короткий и резкий ответ Синдзабуро, смотревшая под ноги молодая девушка подняла голову и тихим, дрожащим голосом произнесла:

– Ну как же так? Пожалуйста, проявите гостеприимство.

Если бы ивы могли говорить, подумал Синдзабуро, их голоса звучали бы так же. Он и моргнуть не успел, как женщины уже сидели у него в гостиной за журнальным столиком. Более того, сидели они на его любимом диване, а самому Синдзабуро пришлось довольствоваться неудобным кухонным стульчиком, который они с женой заказали в Интернете. Он даже не помнил, как принес стульчик в гостиную и уселся на него, подложив под зад подушку из «Маримэкко», которые так обожала его супруга. Синдзабуро никогда не мог разобрать, что за узор на ней изображен, но сейчас этот вопрос не слишком его волновал.

Пока Синдзабуро соображал, как так вышло, женщины внимательно рассматривали его. Четыре ноги, обтянутые колготками с блеском, выстроились в идеальной прямоты сияющую линию. Теперь его внимание безраздельно принадлежало женщинам, и они с непроницаемыми лицами одновременно протянули ему визитки, напечатанные на белом, как их собственная кожа, картоне.

– Позвольте нам представиться.

Синдзабуро опешил – визитки женщины протянули абсолютно синхронно. Очнувшись, он взял сразу обе и прочитал написанные на них имена. Старшую женщину звали Ёнэко Мотидзуки, а ее молодую напарницу – Цуюко Иидзима.

Отложив визитки, Синдзабуро обратил внимание, что на журнальном столике уже стоят три чашки зеленого чая. «Когда это я успел заварить чай? – подумал он. – Не могли же они пробраться на кухню и приготовить его сами?» Более того, на столе оказался и прибереженный им для особого случая ёкан[6], нарезанный аккуратными ломтиками. Пока Синдзабуро пытался все это осмыслить, заговорила Ёнэко:

– Мы прочитали фамилию на табличке возле вашей двери. Получается, вы господин Хагивара? Верно? Простите, а как ваше имя?

«И зачем им знать, как меня зовут?»

– Синдзабуро, – ответил он, хотя совершенно не собирался отвечать. Словно язык двигался сам по себе.

– Син-дза-бу-ро, – медленно проговорила Цуюко.

Синдзабуро поежился: слишком уж томно произнесла его имя. Никто прежде так его не называл.

– Очень рада нашему с тобой знакомству, Синдзабуро.

В елейном тоне и игривых интонациях этой женщины было что-то чересчур фамильярное. Синдзабуро отвел взгляд. Неужели она думает, что раз она красивая – ей все можно? Алебастровая кожа, пышные волосы цвета вороного крыла, кокетливый взгляд – все это, безусловно, прекрасно. И тем не менее, если описывать Цуюко одним словом, самой меткой формулировкой было бы «жалкая».

Не дожидаясь приглашения, Цуюко сделала глоток чая, и ее губы оставили красный липкий след на краю чашки. Синдзабуро вдруг понял, что как продажница эта женщина совершенно некомпетентна. Да и ее напарница, судя по всему, тоже.

– С вашего позволения я сразу перейду к делу, – сказала Ёнэко, вытягивая шею, словно высунувшаяся из-под панциря черепаха. Синдзабуро нехотя кивнул, намереваясь прослушать их заготовленную речь и выставить вон. Ёнэко заговорила, и ее печальное выражение лица превратилось в траурное.