– И какой же магией вы тут тогда занимаетесь, если не можете ничего создавать?

– Поправка: мы не можем создавать из ничего. Взяв за основу одно, мы можем создать из него что-то совершенное иное. Это мы и называем аддендумом. Вообще, в этом Ваден похож на твою прошлую реальность: люди ничего не создавали сами, все человеческие изобретения – лишь модернизированные создания природы.

– Да? -задумчиво протянула девушка, а затем, вспомнив что-то спросила, – Вы ведь путешествуете между реальностями, да? Как вы это делаете?

– Ровно как в вашей реальности люди разучились переходить границу, так и у нас стали вырождаться те, кто имеют способность к путешествиям между реальностями. Раньше, этой способностью обладали практически все, а сейчас человек тридцать на весь Ваден.

– Это ж, что получается, ты такая уникальная личность?

– Ещё какая. – усмехнулся Деор.

Кэтрин вздохнула. Мозг кипел. Когда страх и волнения стали сходить, на неё навалилась такая сонливость, что девушка задалась вопросом: «можно ли так устать во сне?»

Странно и не к месту хихикнув, парень проводил Дойл по узкому, обвешанному картинами со странными животными и освещённому голубыми кристаллами, коридору, выпроводил Кэтрин в опочивальню. Хоть в комнате и было темно, девушке удалось разглядеть, как по стенам тянулись какие-то узоры. Отбросив платье, что до сих пор держала в руках, в сторону, плюхнулась на кровать, которая к её удивлению, не отпружинила, а промялась под ней и слабо покачиваясь, начала выпрямляться.

– Как желейка. – глупо хихикнув, пробормотала девушка. Удивительно, но слабое покачивание кровати действовало на неё успокаивающе, медленно погружая в глубокий сон. Прежде чем её глаза закрылись, Дойл успела заметить два зелёных сверкающих кошачьих глаза на потолке.

– Совсем скоро ты вырастешь, найдёшь себе мужа и заведёшь себе детишек. – Ласково прошептала женщина с каштановыми волосами, спадающими непослушными локонами ей на плечи. Она была облачена простой белый сарафан и элегантные сапожки. Маленькая, тонкая, очень мягкая рука поглаживала девочку, лежащую у женщины на коленях, по волосам, по цвету столь похожим на материнские. Лампа, стоящая на комоде, рассеивала темноту ночи, облачая ту в мягкий коричневый шлейф. Шерстяное покрывало, наброшенное на девочку, немного сползло на пол. Взмахнув короткими, коричневыми ресничками, девочка посмотрела на мать:

– Но мамочка, я не хочу мужа, – удивленно ответила она, – я не хочу детей.

Вздохнув, женщина улыбнулась уголками губ:

– Милая, не глупи. Кем же ты тогда будешь, если не примерной женой и матерью?

– Я буду Вактарен, – мечтательно прикрыв глаза, сказала девочка, – я буду хранить магический мир, чтобы в нём жили только добрые и честные люди, я…

– Кэтрин-Софи Дойл, – резко прервала её мать, – прекрати эту чушь. Магии не бывает.

Девочка изумленно распахнула глаза, а когда она посмотрела в ярко-зеленые глаза матери, из-за света лампы, отливающие желтым, её нижняя губа против воли задрожала. В глазах женщины не осталось следов нежности и прежней любви. В них плескалась лишь холодная отрешенность.

По щекам текли слезы, оставляя после себя тоненькие дорожки. Грудь разрывало от бесконечной, нестерпимой тоски. Боль, обжигающая её, была не физическая, но обжигала куда хуже любой раны. Проведя негнущимися пальцами по лицу, девушка поняла, что все её лицо было в слезах. Подняв пальцы к глазам, Кэтрин завороженно смотрела на прозрачную жидкость, катящуюся по загорелой коже пальцев. «Почему я плачу? – перед глазами стояла пелена из слёз, – Почему мне так тоскливо? Что же мне снилось, от чего мне так больно?»