С четвертой стороны здания была живая изгородь из туи. За изгородью находилось русское кладбище. Там я ни разу не была, видно, было закрыто.

Старшие девочки – шефы

В первый класс я пошла в 1950 году. Училась я плохо, наверно потому, что меня била одна старшая девочка, которая считалась моим шефом. Однажды она привела меня в комнату, раздела догола, положила на кровать, на голую пружину, и била ремнём. За что? За то, что я приехала из Германии и говорила на немецком языке? Страх насилия остался при мне на многие годы. Я часто пряталась у печной топки, ночная няня уже знала моё убежище и приходила за мной, чтобы уложить спать. Утром только произносили слово «Подъём!», как меня уже не было в кровати.

И вот во втором классе моим шефом стала Лиза. По приходу из школы Лиза спросила, какие отметки я получила. Я сразу заплакала, подумала, что она меня будет бить. Я ей сказала, что получила два по чтению. «Глупая», – сказала Лиза. – «Зачем плачешь? Вот выучишь следующий урок и исправишь отметку». Она была права, рассказ я выучила наизусть, и на следующий день я получила пять. Этот рассказ остался в моей памяти на всю жизнь. Вот первые слова этого текста: «Терентий? Терентий? Я в городе была. Бу! Бу! Бу! Была, так была…».

Лиза была настоящей старшей сестрой, которая помогала мне в учёбе, помогала мне понять математику, учила танцевать. Во втором классе я была принята в пионеры. Окончила второй класс без троек, и мою фотографию поместили на доску почёта. Я была счастлива.

Лиза окончила семь классов. Летом её устроили на кондитерскую фабрику в городе Советск. Мне было очень тяжело потерять старшую сестру, только получив её в награду за мои страдания.

Личное дело

Все дети хотят знать, где их родители. Но, где можно узнать о себе, о своём происхождении? Мне было 9 лет, когда я впервые проникла вместе с другими ребятами в кабинет директора детского дома, где находились личные дела на каждого ребёнка. Мы разобрали свои личные дела и стали изучать. В моём личном деле я увидела документ на немецком языке. Перевода не было, но в левом углу документа была фотография. С фотографии смотрел очень худой ребёнок. Возраст ребёнка тяжело было определить. И вдруг кто-то из ребят, увидев мою фотографию, крикнул: «Рая, ты тут, как из концлагеря!». Я быстро оторвала фотографию с документа, решив, что теперь никто не увидит, какая я страшная на ней. Эту фотографию я долго прикладывала к зеркалу и долго сравнивала с собой. Я это или не я. Не могла поверить, что худой ребёнок на фотографии – это я. Я сравнивала свою фотографию со своей подругой Валей Сулис. Валечка приехала со мной одним эшелоном. Я даже думала, что мы сёстры. Мы были чем-то похожи. У Вали были больные ручки, как буква «Г», одна короче другой. Но и она моей сестрой, подругой недолго побыла. Летом 1952 года её перевели в инвалидный детский дом, который находился на берегу Балтийского моря в городе Светлогорск.


Мне 9 лет.

Женщина с моей фамилией

В моей жизни произошло интересное знакомство. Как-то я дежурила по кухне и случайно увидела, что женщина, которая принесла нам молоко, в книге регистрации молока расписывается моей фамилией. Я сказала этой женщине, что у меня тоже такая фамилия. Позже она меня спросила, не хотела бы я пойти к ним жить в качестве дочери. Она сказала, что у неё сын погиб во время войны. Я согласилась. Каждому ребёнку хочется иметь своих родителей. Была я у неё дома. Возле дома был сад, а под деревьями стояли ульи. В подвале находились звери, если память мне не изменяет, то это были бобры. В сарае у неё находились две коровы. Прошло некоторое время, и она сказала, что муж не согласился взять меня на воспитание. Муж сказал, что они старые, умрём, а она опять останется сиротой.