Пахнет лесной прелью, грибами, чуть-чуть терпким духом березовых листьев и даже, кажется, спелой земляникой.

Оглядываюсь по сторонам. Чувствую себя средь этой красоты и приволья неловко, вроде как нахожусь в гостях у малознакомых или же надел с иголочки костюм и пришел в нем, как в студенческие годы, разгружать вагон. Оглушенный неожиданной тишиной, брожу и не надивуюсь убранством березок. Запрокидываю голову и сквозь зеленые кружева вижу такие же узоры прозрачной голубизны. Какие они рукодельницы! Взгляд не отвести от мельтешенья, от неугомонной пляски черных и белых мазков вокруг. Вот она – “страна березового ситца”, радуйся!

Упала с ресниц и медленно покатилась по щеке, оставляя теплый след, слезинка. Наверно, это у меня от перепляса темных пятен на светлых стволах, от ряби в глазах.

А может, от радостных чувств, заполнивших душу?

Род деревьев, как и трав и зверей, многочислен и разнообразен. У каждого из них свой облик, нрав и даже судьба.

Взять тот же остролистный клен. Чем он привлекателен?

Подкупает он меня своей степенностью. Стоит себе писаным красавцем на краю полянки и машет гордо, не спеша, будто ладонью, широким пятипалым листом. Лишь любящий муж, представляется мне, может с такой нежностью, так галантно помахать, выходя из дома, жене, расставаясь до вечера. Смотрю с восхищением на него и думаю: “Красавец какой!” Сдержан он – этого у него не отнимешь. Каждому встречному-поперечному душу, будь уверен, не распахнет. А каков у него осенний убор! Разве сравнить с кем еще.

– А кто тебе, признайся все же, милее? – не вытерпел, вмещался все-таки пронырливый гуляка ветер, пока я любовался красавцем кленом.

– Береза… – признался я, почему-то смущаясь.

– Да? А чем тебе приглянулась она? – не отставал от меня мой любознательный спутник. Спросив, дунул мне в лицо свежестью и медовыми запахами.

– Праздничностью. Вот чем, озорной. Она всегда такая сияющая, нарядная, словно в гости собирается и никак не соберется.

– Да? Так уж всегда? Ой ли?

– А то! – не сдавался я. – И зимой, и летом. Правда, пусть и изредка, чопорна бывает. Я ее в такие минуты называю холодной красавицей. Может, и обижается за это, но… Кстати, по натуре она чем-то похожа на клен. Песня-то, видать, не так просто сложилась:

Рос на лесной опушке клен,

В березку был тот клен влюблен.

Березка к другу на плечо.

Не раз склонялась горячо…

– А песенка, скажу, недурна! Задушевная. И поется легко. Значит, клен – влюблен? А я все думал, они брат с сестрой. Но ничего, пара – что надо. … А как ты судишь-рядишь о дубе? – не унимался дотошный ветерок.

– О дубе? Симпатичен он мне – силой, могучестью. А где сила, там и слабость. Да-да, браток, именно так! Его величают и богатырем, и патриархом, а от майских утренничков да отзимков – дрожит. Вот тебе и силач! А прожорливые бабочки-листовертки как над ним изголяются?! В иные годы, жадюги, донага раздевают. Заходить страшно в дубраву. Вот так-то!

– Да, картина не из веселых. А каков патриарх нравом? Крут, грозен, мягок? – все выуживал у меня своевольник.

– Добродушнее дуба, я скажу тебе, неслух, – нет. И мудрее тоже. А мудрый злым никак не может быть. Hо такие, не удивляйся, в обыденной жизни нередко бывают беспомощными, как дети. Таков и наш лесной долгожитель. И черви его донимают, и заморозки жить не дают, а сладить с ними не может. Терпение рождает гениев. Вот он и терпит.

– А сосна-красна? Как ты к ней относишься?

– С уважением. Дружу с ней, как и со всеми. Стараюсь, в меру своих сил и возможностей, ограждать ее от бессердечной лесовальной “Дружбы”.