Мальчик поднял ружье и, немного подумав, решил, что если положить ствол на верхнюю перекладину калитки, то целиться будет удобнее. Почувствовав, что приклад надежно упирается ему в плечо, а указательный палец не дрожит от прикосновения к холодному металлу, Аркаша прицелился и спустил курок. Негромкий, но звонкий, как пощечина, выстрел нарушил сонную тишину клонившегося к закату дня.

– Есть! – радостно закричал Аркаша.

Не прошло и минуты, как он вихрем влетел на кухню и, чуть не сбив с ног Дарью, потряс перед лицом испуганной женщины только что подбитой птицей.

– Вот! Голубя подстрелил! Теть Даш, зажаришь к ужину?

Дарья перекрестилась, взяла из рук Аркадия тушку и укоризненно покачала головой:

– Господи, да что тут есть-то? И стоило из-за этого стрелять?

Заметив, что мальчик насупился, женщина смягчилась:

– Да зажарю я твоего голубя. Только мяса-то у него с гулькин нос.

– Он там всего один был, – виновато вздохнул Аркаша. – Были бы еще, я бы еще подстрелил. Семья ведь у нас немаленькая, всех надо кормить…

Через час передняя наполнилась запахом жареной птицы, тарелку с которой Дарья поставила на середину большого квадратного стола.

– Ну, идите, что ли, – позвала она ребят.

Младшие девочки – девятилетняя Оля и семилетняя Катя – тут же подскочили к столу, горящими от нетерпения глазенками посмотрели на ароматное блюдо и повернули головки в сторону Тали.

Таля – так в семье называли старшую из сестер Голиковых, двенадцатилетнюю Наташу – брезгливо поморщилась:

– Фу! Я это не буду. Это вообще есть нельзя!

На лицах Оли и Кати появилась растерянность. Девочкам очень хотелось кушать, но притронуться к непривычной пище, от которой их любимая Талочка воротит нос, они не решались. Старшая сестра во всем была для них примером, ее мнение всегда считалось самым правильным, однако запах жареного голубя так приятно щекотал ноздри, что на этот раз точка зрения Тали вызвала довольно сильные сомнения.

У Аркаши этот запах усиливал и без того здоровый аппетит до болезненного головокружения. Если бы не девчонки, он проглотил бы птичку в два счета, но разве мог он, единственный – после ухода отца на войну – мужчина в семье, оставить младшеньких без деликатеса?

– Почему ты решила, что это нельзя есть? – удивленно посмотрев на сестру, пожал плечами Аркаша.

Он выдвинул из-под столешницы стул с изогнутой деревянной спинкой, сел на него, придвинул к себе блюдо с голубем и, отщипнув от птицы небольшой кусочек, отправил его в рот. На лице мальчика появилось довольное выражение.

– Ммм… Вкусно! На курицу похож. Налетай, девчонки!

Катя и Оля переглянулись и снова вопросительно посмотрели на старшую сестру. Таля опять сморщила нос.

Аркадий оторвал от голубя ножку и протянул ее младшим девочкам:

– Ну, кто из вас самый смелый?

Оля осторожно взяла из рук брата кусочек жареной птицы, попробовала его и тут же начала с удовольствием уплетать.

– Молодец, Оля! Ты у нас самая передовая! – похвалил сестру Аркаша и, отщипнув от голубя вторую ножку, протянул ее Кате. – На вот, Катерина, это тебе!

Девочка жадно впилась зубами в птичье мясо.

– Ну что, Талка, будешь есть или привередничать? – повернулся Аркаша к старшей из сестер. – Смотри! Не успеешь рот открыть, как одни косточки останутся!

Таля еще раз фыркнула для приличия, но взяла у брата протянутый ей кусочек голубя и, преодолевая брезгливость, попробовала его на вкус. Через несколько минут на тарелке остались одни лишь косточки.

Аркаша взял блюдо, чтобы отнести его на кухню, и только тут заметил Дарью, которая стояла в дверном проеме, скрестив на груди руки.