– Чт… Что это? Что ты делаешь, придурок? – орал мальчик.

– Тщ-щ.– успокоил его доктор и вместе с тем вытащил скальпель из ноги.

Мальчик истомно дышал, потом вспомнил, что нужно делать в таких ситуациях. Он закрыл глаза.

«Кати, моя маленькая Кати, ты опять объела цветочек. Ай-я-яй, нехорошая киса. Очень плохая, – сказал мальчик. Он сел на стул, на круглом столе, устланном голубой скатертью с золотистым орнаментом, стоял белый горшок с цветами. Мама бы никогда не разрешила ставить цветы на стол. Ну, так говорила Майя, а Майю надо слушать! Гавриил скрестил руки на столе, положил на них голову, и стал мечтательно смотреть на цветок. Кати сидела рядом на стуле и все мешала наслаждаться мальчику этой прелестью. Прелестью с обкусанными цветками. Десять секунд. Цветки высохли и упали на стол. Десять секунд. Цветки выросли. И мальчик все с той же улыбкой смотрел на цветок, потом бросил взгляд на Кати, постучал пальцем по столу, – Ай-я-яй, дурная киса, нельзя так. Нельзя! – мальчик любил всех учить, поучать, и не важно, кто ты – кошка или человек. Уроки Гавриила помнили все!».

– Надо же. Николай возрадуется! – повеселел добрый док. – а ты же знал, что ты необычный, а, малыш? – и подмигнул ему.

– Нет, ну точно педофил. – ответил себе мальчик.

– Чего же ты молчишь? Не больно, а? А? – радовался док.

– Не больно. – Гавриил сказал вслух, смотря в стену, потом повернул голову на дока. – Но если еще раз такое сделаешь, этот нож будет торчать из твоего уха. Док замахнулся, чтобы дать оплеуху. Но не тут то было. Мальчик схватил его руку. Затем правой рукой схватил его кисть и сдавил. Удивительно, как злость и боль превращает первоклассника в монстра.

– Ах ты маленький убл… – взревел док. – Ладно, не будем ссориться. Я сейчас кое-что напишу в твоей карте и ты спокойно отсюда уйдешь. Идет, малыш? – мальчик кивнул на это. Теперь золотую кайму видел даже этот твердолобый доктор. Но вскоре она исчезла. По крайней мере, для глаз дока.

Мальчик вышел из кабинета, слева от двери сидел Яков и пил кофе.

– Вижу, вы подружились. – улыбаясь сказал мистер добрый, – Ты ему ничего не сломал? Если нет, то иди обратно и сломай, – мужчина хохотнул. – по большей части здесь все такие. Вы для них цирковые уродцы.

– Но не для тебя, ты мне кажешься добрым, вообще странно, что ты здесь… работаешь, – заметил мальчик. – хотя не странно.

– Я тебя слушаю. – оборвал его мужчина.

– Нужен кто-то, кто всегда успокоит, кто покажется капелькой меда в бочке дегтя. – сделал вывод Гавр.

– Раз ты достаточно взрослый, чтобы понимать это, то должен понимать, что работа постепенно становится частью души. – мечтательно, глядя в потолок, сказал Яков.

– Достаточно умный, а не взрослый, это не одно и то же. Не хочу об этом думать. Если ты мое успокоительное, то я не хочу крошить тебя и класть под микроскоп. Главное, что это действует.

– А ты мне нравишься. Ковырнуть там, не трогать здесь, там приподнять. Ох уж эта завеса неясностей, страстей и мук. – все с тем же мечтательным взглядом говорил мистер добрый. – Как ты думаешь, скольким мальчиками он делал надрезы? Ответ: немногим. Но это останется нашей тайной, малыш.

– Надрезы? Он проткнул мне колено! Этот алкаш вогнал под чашечку свой нож. – воскликнул мальчик, толпящийся народ вокруг него вдруг на мгновение обернулся, потом пошел своим ходом.

– О как! Ох уж этот старый пень, – удивился Яков. – обычно он делает надрез по коленной чашечкой, чтобы проверить… Вообще-то мы только однажды ошиблись.

– Мгм. Понятно. – мальчика это не заинтересовало. А зря.

– Теперь тебе к кардиологу, мой старый рассыпающийся пень, – ему показалось, что это смешно.