Подрядчики… вот уже и камень облицовки у фундамента отвалился. Зияет дыра. Дать нагоняй дворнику, чтобы заделал.

Она отложила справочник на перила.

Как капитан на мостике корабля, мадам несла вахту на крыльце гимназии. После затхлости коридоров в теплом, напоенном черемухой воздухе ей было душно.

Во дворе под липами гимназистки в коричневых платьях гуляли попарно и в одиночку, собирались кружками и тихонько беседовали.

Стоило ей выйти – учениц с крыльца как ветром сдуло.

Простая тетрадка и крошечный карандаш в кармане серого платья пугали девиц, особенно младших, до обморока.

Да и сама мадам, высохшая, с гладко зачесанными, подсоленными временем волосами, внушала почтение и трепет.

Сейчас воспитанницы делали вид, что повторяют урок, а кое-кто рассматривал пичуг, чирикавших в обильных кустах, радуясь солнцу и грядущему лету и чихавших с высокой ветки на все экзамены.

– Зефир!.. – донеслось от ворот вместе с россыпью девичьих смешков.

Зефир мадам директриса не выносила. Здоровье не позволяло ей предаваться чревоугодию. К тому же, вид этой сласти напоминал о цвете гимназии.

И вот теперь зефир, восторженный девичий писк и чей-то гудящий бас возмутили спокойствие большой перемены.

Историк вздрогнул и опять перешел на рысь. Без сомнений, спешил он в центр безобразия.

Молодость ему не шла. Возможно, с годами появится стать и почтенность, а главное – железная воля, без которой в гимназии делать нечего.

Дисциплина – вот что не давало кораблю мадам директрисы сгинуть в пучине хаоса. Все беды идут от расхлябанности и безделья, как она сегодня и сказала этому, прости господи, педагогу.

Корабль гимназии вела Цирцелия Францевна железной рукой. И готова была выбрасывать за борт тех, кто вял и беспомощен, но… как же трудно найти нового преподавателя в «зефирный дом». И как много бы мадам отдала, чтобы узнать шутника, пустившего в ход это название!

Черемуха скрыла историка из виду.

У ворот звенели смешки. Там творилось нечто предосудительное.

Она величественно спустилась с крыльца. Гимназистки тут же уткнулись в учебники.

В тот же миг серая тень бесшумно рухнула с дерева, в прыжке взлетела на крыльцо и притаилась.

За перилами мелькнула чумазая физиономия. Юркая рука цапнула забытый путеводитель, резво шмыгнула с крыльца и вмиг исчезла в кустах.

Никто не заметил – гимназистки старательно готовились к уроку.

Мадам директриса плыла через двор.

Беспорядок надлежало пресечь.

Данила Андреевич в чудеса не верил. А в злой рок поверить пришлось, как только увидел визитера: стоит у ворот, угощает гимназисток зефиром и топорщит тараканьи усы.

Немедленно увести, пока не нагрянула старуха, не увидела эту румяную морду, не…

– Все такой же! – завопил Жорка Трубицын. – Очечки, волосики… Унылый профиль, печальный фас, забо… гм, пардон, барышни… тру-ля-ля-ля, кто тут у нас? Цапель! Голова ты с ушами, нисколечко не изменился!..

Что тебе, жук, от меня надо, тоскливо подумал Данила.

Цапель!

Тоненькое девичье хихиканье подсказало, что кличка достигла нужных ушей. А кто не расслышал – тому расскажут, не извольте сомневаться.

Данилу сгребли в объятья – аж ребра хрустнули. Троекратно расцеловали, обдав сложной смесью табака, одеколона и… воска? Подняли, встряхнули, сбив набок очки, и поставили на место.

– Здравствуй, Жорж, – сказал Данила, утопая ладонью в широкой лапе.

– А я, понимаешь, из Парижа – и сразу к тебе. Как, думаю, тут брат Цапель?..

Из Парижа? Ох, и горазд Жоржик врать. Впрочем, с однокашниками он давненько не виделся. Разузнать у балабола, где служит? Может, и Даниле местечко найдется? Но после. Сейчас главное – увести, пока карга не нагрянула.