Старикам нужно чем-то заниматься, вот пошли прогулки для здоровья, поняли, что без собачки и прогулка морока, это же безделье, бродить просто так, без цели и пользы. Так хорошо было с ним. Видеть, как он, живое существо, радуется и мы с ним. Без цепочки отпускать опасно, топчет грядки, и любой хозяин будет не рад, но угостит его палкой или камешком за грядки и цветочки, – вытаптывают красоту и будущий урожай всякие тут.

Праздники. Что такое праздник. Не всегда скажешь, что это такое. Так и мы, гуляли, и, у знакомых и незнакомых спрашивали. Выпрашивали, не видели такого красавчика. Иногда рассказывали о его терзаниях души и тела – великомученика. Нас утешали единственной планетарной фразой, мудрой во все времена и эпохи. Ничего. Не переживайте так. Заживёт как на собаке, если что. И, дождались.

У жены уже… симптом. Заработала. Часто я слышал, как она, не видя никого, ни собаки, ни кошки, да и рысь дальневосточную или Брянскую, здесь не встречали. А она, громко и с сердечным вздохом пела, но громко, как в лесу, когда поют ауу! Композиторы, когда пишут ноты своим шедеврам музыкальным, ставят знак, дольче, это значит исполнять нежно, с чувством. Вот и она, не зная, не ведая, что такое нотная грамота, исполняла свои арии цуцыка, как в большом театре нашей родной Москвы, страдает сам Отелло.

И… вдруг, однажды…далеко далече от столицы и театров, услышала, какой- то пёсик ответил ей лаем. Она подбежала к колючей проволоке заросшего бурьяном и травой сада, это последний, крайний дом, на улице Кладбищенской… и стала ещё и ещё петь его прекрасную песню – Люб чиик… Люююбчик!!! Звук, сила его звучания – крещендо, как на военном параде, только литавров, ещё не хватало, для полноты чувств, не было, а жаль. И, снова лай. Я думал, она порвёт и проволоку колючую, что бы убедиться, правда ли это он? Неужели какие-то гады, привязали его. А может, и хорошие люди – вылечили…

И, и, он жив здоров и не кашляет. Не может быть! А я ей всегда говорил и говорю, пропел голосом, ну почти дедушки Крылова. Верь, и тогда может быть, даже то, чего никогда не может быть. Может быть!!! Тем более с таким любимым, как наш, кобелино не Лоретти.

И повторил, как присягу, как клятву Горациев. Своими, почти, тоже сердечными словами.

Верь и вера твоя спасёт тебя, ой, нет, твоего пёсика!

Три раза в году, я вижу свою половину такой счастливой. Всего три раза. Правда, она теперь уже никак не подходила к такой оценке, своей стати, гордое и красивое, мудрое и радостное… Моя половина. Это уже было чуть покрупнее, чем, чем, половиночка ты, моя драгоценная. Так, только по праздникам, три раза, в високосный год, пою ей эту песенку – день её рождения, на новый год, и на майские деньки, радостной весной. И вот, это моё драгоценное, хотя и чуть большее, чем половинка, покатилось, рвануло, через колючую проволоку, не разбирая и не замечая преград, которой огорожен был «садок вишнёвый, коло хаты», а красавец наш, как мы, уже поняли, почуял своими рецепторами недогрызенными. Только моей, почти половине, было, наплявать, надоело воявать.

А хозяйка, приютившая страдальца, уже двигалась по своему обширному саду-огороду выяснять.

…А чаво, ды ничаво… А ты, чаво, ды ничаво, и я ничаво, ну и дуй туды, откель пришёл, и куда царь – батюшка сам, пешком ходить…

Так всегда пел и говорил наш тесть, родом страны кацапов, когда у нас в жизни возникали такие сложные проблемы, правда их, такого сложного плана и не было, но моя драгоценость, не половиночка, когда была в ударе от любых чувств, она переходила на такой народно – сказочно былинно керасиновый, кацапский, речитатив и дело, для неё, всегда решалось. Так получилось и в этот раз.