– Надо напоить коней, – глухо бросил юзбаши, в котором пробудилась кровь кочевника, прежде всего заботящегося о лошадях.

По дороге, ведущей из Гёзлева в южные вилайеты Крыма, встречалось достаточно колодцев, облегчавших жизнь путников. Около одного из них и остановился Хыяли со своим племянником. Здесь можно было напоить коней и самим окунуть деревянные чаши в прохладную, живительную влагу. Они утолили жажду, напоили скакунов, расседлали их, обтёрли досуха мокрые бока. Нехитрые заботы о конях отвлекли обоих от мрачных мыслей. Юзбаши не решился ночевать у колодца, они отправились в сторону степного холма, ведя скакунов под уздцы.

– Что случилось, дядя? – отважился наконец спросить Геворг.

– Мы не можем возвратиться в Гёзлев, – нехотя отвечал Хыяли. – В дороге надо быть очень осторожными. Я уверен, за нами вышлют погоню, а может, уже и послали.

Он отмахнулся, избегая дальнейших расспросов, и помрачнел ещё больше. Геворг больше не осмелился продолжать разговор. А изворотливый ум кочевника искал выход из смертельной опасности, которая нависла над ним. Эмир Дин-Шаих никогда не простит ему посягательства на любимую наложницу. От его гнева не найти спасения ни у братьев, ни у их могущественных покровителей – великого аги Крыма Хусаина-мурзы и самой валиде Нурсолтан. Рано или поздно по решению суда Шариата он окажется в руках мансурского бея, а господин никогда не поверит Хыяли, даже если он будет клясться на Коране, рассказывая о кознях Нилюфер.

Сотник скрипнул зубами: «Змея! Как ловко она оплела меня, как ужалила, отравила своим ядом!» Хыяли корил себя за слабость и за то, что по его вине пропадёт этот юноша, сын Турыиша, которого он успел полюбить.

За холмом мужчина остановился, зорко вгляделся в темноту, туда, где оставался колодезный навес. Ночью звуки разносятся далеко и различимы малейшие шорохи, если преследователи проскачут по дороге, Хыяли их услышит, а пока следовало отдохнуть и дать передых коням. «И ещё, – успел подумать юзбаши, проваливаясь в сон, – в первом же селении надо купить или украсть лошадей. Нам нужны заводные скакуны, без них не оторваться от преследования…»

Хыяли проснулся спустя три часа, словно кто-то толкнул под руку. Он замер, прислушиваясь к тишине предрассветных сумерек. В степи было тихо, только слышалось, как стреноженные кони с хрустом жевали траву. Успокоенный Хыяли взглянул в небо, огромные звёзды, висевшие над головой, меркли, теряли свою яркость. Ещё немного, и между небом и краем степи появится розовая полоса, медленно разольётся по горизонту, захватит половину небосклона. Хыяли привстал, взглянул на спящего рядом Геворга. Тот раскинулся на траве, как ребёнок, спал крепко, такого можно взять сонным, ничего и не почувствует. Не кочевник, совсем не кочевник сын Турыиша, да и до сильного воина ему ещё далеко. Сотник потянулся, разминая затёкшее тело, поднялся одним пружинистым, неслышным движением. Он пригнулся, прислушался ещё раз: вокруг по-прежнему было спокойно. Обойдя холм, за которым они устроились на ночлег, мангыт взглянул в сторону колодца. Уже хорошо проглядываемая серая дорога была пустынна. Хыяли удовлетворённо кивнул, вернулся назад и разбудил юношу.

Коней повели к колодцу, напоили их перед дальней дорогой. Юзбаши наскоро сотворил утреннюю молитву, что не осуждалось правилами Шариата для человека, находящегося в пути. Солнце ещё только показало свой розово-красный бочок над степью, а они, оседлав скакунов, уже отправились в дорогу.

Вскоре показалось первое селение, но беглецы объехали его стороной, опасались, что преследователи, промчавшись здесь ночью, могли заночевать в этом ауле. На равнине за селением щипали скудную траву овцы, чуть поодаль пасся лошадиный косяк. Жеребцы под седоками заволновались, почуяли близость кобылиц. Хыяли нащупал за поясом кошель, в нём хранилось несколько монет, какие были при нём в злополучный час побега из Гёзлева. Все сбережения остались в доме на окраине города, куда он уже никогда не вернётся. Мангыт решил, что тратиться нужно экономно, когда ещё они доберутся до того места, куда без устали мчатся второй день. Да и где это место? Ехать ли в Солхат или сразу бежать в степи, где теперь кочует родное племя? Где укрыться от гнева эмира из рода Мансуров, сможет ли он замести следы и переждать в укромном уголке, пока утихнет разворошенное осиное гнездо?