Турыиш и сам не ожидал, что натолкнётся здесь на брата. Хыяли, жестикулируя рукой, с зажатой в ней нагайкой, отчаянно торговался с пузатым, заплывшим жиром бухарцем в полосатом халате. Между ними стояла черкешенка, испуганно вскидывавшая свои большие, бархатистые глаза то на одного, то на другого мужчину. Наконец Хыяли и бухарец ударили по рукам. К мангыту перекочевал вместительный кошель, набитый монетами, а бухарец ухватил девушку за руку и потащил её за собой. Сотник, вполне довольный сделкой, подвесил кошель к поясу.

– Хыяли! – Турыиш окликнул брата и принялся пробираться к нему сквозь толпу.

Мангыт обрадовался, словно и не было между ними недавней ссоры. Он обнял младшего брата, похлопал по плечу:

– Удачная торговля, Турыиш! Мы распродали весь товар. Сегодня раздадим воинам их долю добычи и после попрощаемся с тобой.

– Значит, не едешь со мной? – помрачнев, переспросил Турыиш.

– Я же говорил тебе, брат, не люблю быть вторым. К тому же у меня важное дело. – Хыяли, явно гордясь собой, ухватил Турыиша за локоть и указал под навес: – Видишь ту красавицу?

Под навесом в накинутом на голову покрывале сидела черкесская княжна. Турыиш улыбнулся недоверчиво:

– Неужели последовал моему совету и решил жениться?

– О чём ты говоришь? – обиделся Хыяли. – Я никогда не беру обратно своих слов. Пленницу купили, и за очень большие деньги, но с условием, что я сам привезу её в Гёзлев[18].

– И кто же её купил? – переспросил Турыиш, расстроенный, что его предположение не подтвердилось. Глядишь, женился бы Хыяли, остепенился, и не было бы за него так тревожно.

– Купил сам поставщик гарема владетеля Гёзлева и прилегающих к нему земель – эмира Дин-Шаиха из рода Мансуров.

Турыиш обернулся, ища глазами сына, чтобы представить его своему ветреному, неугомонному брату, и нашёл Геворга у помоста с прекрасной черкешенкой. Юноша не мог оторвать глаз от неподвижной, как статуя, красавицы, он, казалось, никого более не замечал и не слышал. Отцу пришлось не один раз окликнуть его, прежде чем Геворг со вздохом оглянулся.

– Кто этот юноша? – Хыяли насторожился, словно охранный пёс, сжал рукоять сабли. – Кем бы он ни был, ему не следует так смотреть на собственность мансурского эмира.

– Это мой сын – Геворг, – ответил Турыиш.

Не так, совсем не так хотел он представить брату своего сына, тайную гордость, лелеемую и хранимую от чужих глаз столько лет. Должно быть, напрасно он привёл сына на невольничий рынок, где было столько юных и соблазнительных дев с бесстыдно раскрытыми ликами и телами. Похоже, взращённого в монастыре в среде монахов мальчика поразила в самое сердце первая же красивая женщина, к тому же чужая одалиска. Все эти мысли мгновенной чередой пронеслись в чувствительной душе Турыиша, и он, проклиная себя за то, что пошёл на поводу у сына, протиснулся сквозь толпу, набежавшую поглазеть на черкесскую княжну. Следом за ним, неотступно дыша в затылок, шёл мрачный Хыяли, чьим заботам была поручена красавица.

– Геворг! – Турыиш потянул сына за рукав, строго взглянул в его затуманенные глаза. – Пойдём со мной.

Он повёл сына за руку как маленького, и тот покорно пошёл за ним, но всё время оглядывался, словно частичка его души осталась у деревянного столба старого помоста. Когда они вышли за пределы невольничьего рынка, Геворг взволнованно спросил:

– Отец, кто эта девушка?

– Она собственность мансурского бея, достопочтимого эмира Дин-Шаиха! С этого часа женщина принадлежит господину Гёзлева, и только он имеет права лицезреть её лик и говорить о ней. Для других княжна запретна!

Резкий, неприязненный голос, произнёсший эти слова, заставил юношу вздрогнуть и обернуться.