– Композитор, изобрази что-нибудь весёленькое! – пожелала Марина, конституция которой противоречила меланхолическому настроению, дождливой погоде и минорным тональностям.
Артист запел в мажоре, и снова о любви, только на сей раз порочной.
– Александр, где вы так научились перебирать? – с наигранным удивлением спросил Жульдя-Бандя, будто тот научился перебирать «Лунную сонату».
– Самоучка! – горделиво признался артист.
– Тихо сам с собою… – резюмировал тёзка.
– Правою рукою… – предположила Лена.
– Я веду бесе-е-е-ду, – пропела Марина и, хихикнув, предложила: – Давайте выпьем за музыкантов!
Гитарист выпил за себя с удовольствием и, уже не дожидаясь приглашения, взял инструмент. Монументально-минорным выражением подчёркивая тональность очередного произведения, запел:
– Помню, помню, мальчик я босой…
– Ну, совсем босой, – шепнула на ухо своему новому знакомому Марина.
– В лодке колыхался над волнами.
– Аж головка закружилась, – прошептала она.
Под лирические стенания Александра-первого, под аккомпанемент гитары хотелось затянуть «Отче наш». Все, пожалуй, кроме толстушки Кэт, в равнодушном безразличии ожидали, что тот устанет, сложив с себя обязанности гусляра. Сандро же, понимая превратно, затягивал очередную, про любовь до гроба, выжимая слёзы из глазниц единственной слушательницы.
Глава 42. Жульдя-Бандя даёт сольный концерт, низвергнув с артистического олимпа гитариста-выскочку
– Жульбарс, ты что-то щебетал про первую струну Парижа и окрестностей! – дождавшись прорешины в артистическом оргазме Александра-первого, отправила вопросительный взгляд экс-целителю Виолетта, устав от его заупокойных, от которых уже всем хотелось выть. Это, впрочем, не понравилось толстушке Кэт, которой пока хотелось только плакать.
– Так, так, так, – затакала племянница, – говорил – Вольдемар-первый из Парижа, а сам – Жульбарс…
– Из Сьерра-Леоне, – подсказала Виолетта, ядовито улыбаясь.
– А шо ж ты раньше не сказала? – Марина бесцеремонно конфисковала гитару у владельца, даже не подозревающего, что его звёздный час уже в прошлом. Она воткнула её в руки сьерра-леонского Жульбарса.
Тот провёл подушечкой большого пальца по струнам. Подстроил и с такой лёгкостью заиграл вариации на тему «Ой, полным-полна коробушка», что Виолетта в большей степени признала в нём музыканта, нежели философа или целителя. Потом – знаменитый битловский хит Michelle.
Затем – испанский танец. Пальцы игриво и раскованно бегали по грифу, подчёркивая каталонский темперамент композиции. Жульдя-Бандя никогда не бил лежачего, но сейчас сделал это, закончив танцевальную часть концерта зажигательным венгерским танцем «Чардаш».
Представительницы слабого пола были покорены окончательно. В банкетном зале генеральской дачи после виртуозно исполненного «Чардаша» на какое-то время воцарилась звенящая тишина.
– Слушай, Вольдемарчик, – первой нарушив безмятежное умиротворение, выказала радужную перспективу музыканту Марина. – Ты в кабаке будешь зашибать бешеные деньги! Могу посодействовать.
– Крупную валюту зашибал он, зашибал и водил девчат по рэсторанам! – отомстил низверженный артист.
– Увы, я бродячий музыкант, – выразил сожаление странник, – и я не меняю статус на деньги!
– У, какие мы принципиальные! – Марина взъерошила на голове артиста волосы, взглядом получив последнее предупреждение от Виолетты.
– Ты что, в музыкалке учился лабать? – спросила толстуха Кэт, перебирая короткими пухлыми пальцами.
– Два года по классу баяна.
Толстуха удивлённо выкрутила голову:
– Так ты и на баяне – того! – она «забарабанила» по воздуху пальцами обеих рук.