Безмолвная борьба взглядов продолжалась несколько секунд. Первой не выдержала противостояния лоточница:

– Что сказать хошь, аль попросить об чём?

– Сволочь красная…

Молоденькая симпатичная аборигенка удивлённо захлопала ресницами, искренне поражаясь тому, что пришелец с документальной точностью завершил фразу из исторического фильма о классовом противоборстве большевиков и белогвардейцев.

– А ты не одессит, – не сомневаясь в этом нисколько, с лёгким оттенком пренебрежения удивила своей проницательностью незнакомка.

– С прискорбием вынужден признать обвинение. Я из Соединённых Штатов… Армении, проездом в Самарканд. Одесса, как это ни печально, – пришелец выгнул губы, сдвинул брови, слегка наклонив голову, отчего печаль получилась какая-то не очень печальная, – до нынешнего времени не имела удовольствия купаться в лучах моей гениальности.

– Та боже ж мой, – согласилась лоточница, искренне в этом сомневаясь. – А ты скромен не по годам.

– Если бы моя бедная мама обладала этими качествами, то я искренне сомневаюсь в том, что ваша кроткая натура, – незнакомец обвёл профиль лоточницы похотливым вопиющим взглядом, более пристальное внимание останавливая на интимных местах, – смогла бы услаждаться столь совершенными атлетическими формами.

– Мама дорогая! И этот напичканный анаболиками бубль-гум претендует на совершенные формы?!

– А гора интеллекта?! – молодой человек указал в верхнюю часть тела, в коей находилось его хранилище. – А мощнейший темперамент?! – он отряхнул с гульфика пыль, явно намекая, что темперамент скрывается за ширинкой брюк. – К тому же я ещё немножко… философ. Он стыдливо уронил глаза, будто он немножко педераст.

– Ты брать что-нибудь будешь, философ?

Покупателю польстило, что в нём уже признали мыслителя, к тому же он в этом никогда не сомневался, но поскольку покупать ничего не собирался, по причине

отсутствия денег, то ему ничего не оставалось, как, собственно, философствовать.

– Вопрос, конечно, интересный, – слукавил он, не находя в нём ничего интересного. – А что у вас, извиняюсь, есть?

Лоточница улыбнулась, игриво сверкая зелёными глазками:

– Вопрос, конечно, интересный. А что вам нужно?

– Шампунь… яичный.

– Остался только для головы, – растянув губы, ловко отпарировала та, постукивая мякушкой указующего перста по подбородку.

– А трусы, трусы у вас есть?

– У меня? – беззастенчиво-удивлённо вопрошала промтоварная королева. – Конечно, есть.

– А мужские? – покупатель победоносно воззрился в её малахитовые глазки, готовый сиюсекундно контратаковать.

– Я мужскими не пользуюсь.

– А я пользуюсь, – честно признался покупатель, в чём не было ни малейшего сомнения.

– Выбирайте, – продавщица, ухмыляясь, переместила взор на левый край лотка, на котором покоилось несколько стопок разноцветных пролетарских трусов с объединяющим названием «Семейные».

– Это не трусы. Это парашюты для тех, кому за пятьдесят, – молодой человек брезгливо сморщился. – Мечта десантника. Если не раскрылся запасной парашют… – он хихикнул, вспомнив, что в детстве, отрочестве и юности пользовался исключительно «мечтой десантника». – А крем для кожи с омолаживающим эффектом?

– Пожалуйста, прекрасный крем для кожи, – женщина протянула тюбик с кремом. – Три рубля сорок восемь копеек, – вынесла она смертельный приговор, поскольку молодой философ, как и все мыслители, был богат лишь интеллектуально.

В наличии остались только неконвертируемые медяки, и возникла угроза предстать перед очаровательной одесситочкой несостоятельным. Молодой повеса остался бездвижен, как памятник, в безнадёжной попытке найти оправдание своей бедности.