В какой-то момент Жульдя-Бандя почувствовал стенания вопиющего желудка.

– Я жрать хочу, как семеро козлят! – улыбаясь, объявил он, цинично присвоив частицу интеллектуальной собственности ветхозаветных сказочников – братьев Гримм. – У меня появилась грандиозная идея! Ты, – он ткнул пальцем в обладательницу местоимения, – медленно и печально перемещаешься на кухню и тонким слоем нарезаешь окорочок…

– Как скажете, мой повелитель! – Виолетта раболепно сомкнула перед грудью ладошки, сопроводив это наклонением головы.

– А я пойду, возьму бутылочку коньячка… за ваш счёт.

– Это как же, мать вашу, извиняюсь, понимать?.– она из рабыни преобразилась в повелительницу.

– Впрочем, – вспомнил магистр, – ты, кажется, давала маме обещание, что в рот не возьмёшь…

– Сегодня, ради такого случая, я нарушу свой обет…

– И возьмёшь?!

– И выпью! – хозяйка погрозила пальчиком бесшабашному постояльцу. – Только мне до конца не ясно – почему за мой счёт? – выказала она лёгкое недоумение. – Сегодня что – День защиты детей?..

– Сегодня – день защиты философов! Закуска моя? А отрицать тот факт, что копчёный окорок был подарен мне, было бы крайним невежеством, поэтому прошу профинансировать закупку бутылки коньяка в количестве одной штуки.

Жульдя-Бандя по-отечески провёл рукой по плечику помощницы: – Мы должны вместе разделить тяжкое бремя праздника.

– А тебе не будет стыдно пить коньяк за счёт женщины?! – подавая червонец, ехидно поинтересовалась бывшая её обладательница.

– Будет, – честно признался философ, – более того, я, возможно, никогда не смогу себе этого простить, и меня до конца жизни будут терзать угрызения. – Он со вздохом принял купюру, обрекая себя на пожизненное мученичество.

– Возьми батон и колбаски, – провожая в магазин экс-целителя, напутствовала Виолетта, дабы тот вместе с ней разделил тяжкое бремя праздника.

– Докторской?!

– Айболитовской! – она хихикнула, поражаясь обострившемуся чувству юмора, чего ранее за собой не замечала. – Палочку сырокопчёнки!

– А может, просто, по-нашему, как в старые добрые времена – пожарим яишнички? – с тем, чтобы тяжкое бремя праздника взвалить только на Виолетту, предложил Жульдя-Бандя.

– Коньяк с яишницей?! – Виолетта брезгливо посмотрела на квартиранта, будто тот предложил жареных опарышей.

– А что плохого тебе сделали яйца. Яйца, значит, не заслужили? Человечество миллионы лет пожирает яйца! – вступился за куриное потомство и за всё пернатое сообщество орнитолог.

– Не заслужили!

– Не надо по яйцам судить о человеке! – выдал философ афоризм, ранее не встречавшийся в стройных шеренгах новорождённых мыслей у соратников по жанру.

Виолетта засмеялась, вытесняя из квартиры философа, поскольку тот, прелюбомудрствуя, уже успел забыть о желудке.

– На сырокопчёнку денег не хватит, – сетовал главный специалист по мелким поручениям, выходя из квартиры.

– Свои добавишь!

– За свои и дурак купит…

…В винно-водочном отделе гастронома стоящие впереди двое мужчин возраста преклонной молодости, с очевидными признаками пролетарского происхождения, вступили друг с другом в полемику относительно выбора продукта. Один настаивал на трёх бутылках портвейна, другой в качестве альтернативы предлагал взять бутылку «Пшеничной».

– Ну и что решили?! – улыбаясь, спросила молоденькая продавщица в белом халатике, едва скрывавшем вполне сформировавшуюся попку.

– Бросить пить! – нашёлся молодой человек, коим, конечно же, был наш неугомонный герой.

Продавщица захохотала так откровенно и визгливо, что со стороны могло показаться, будто в магазине лает чихуахуа. Слёзы хлынули из глаз. Она, вытирая их кулачками, лишь размазывала тушь, отчего стала похожа на привидение.