взяточники, воры и партийцы —

сотни тел полировали нары,

на которых мне сейчас не спится.

Тени их проходят предо мною

кадрами одной кошмарной серии,

и волной уходят за волною

жертвы и строители империи.

104

Грабительство, пьяная драка,

раскража казенного груза...

Как ты незатейна, однако,

российской преступности Муза!

105

Все дороги России – беспутные,

все команды в России – пожарные,

все эпохи российские – смутные,

все надежды ее – лучезарные.

106

Меня не оставляет ни на час

желание кому-то доказать,

что беды, удручающие нас,

на самом деле тоже благодать.

107

Божий мир так бестрепетно ясен

и, однако, так сложен притом,

что никак и ничуть не напрасен

страх и труд не остаться скотом.

108

На улице сейчас – как на душе:

спокойно, ясно, ветрено немного,

и жаль слегка, что главная дорога,

по-видимому, пройдена уже.

109

Есть еле слышный голос крови,

наследства предков тонкий глас,

он сводит или прекословит,

когда судьба сближает нас.

110

Нет, не судьба творит поэта,

он сам судьбу свою творит,

судьба – платежная монета

за все, что вслух он говорит.

111

Вослед беде идет удача,

а вслед удачам – горечь бед;

мир создан так, а не иначе,

и обижаться смысла нет.

112

Живущий – улыбайся в полный рот

и чаще пей взбодряющий напиток;

в ком нет веселья – в рай не попадет,

поскольку там зануд уже избыток.

113

Последнюю в себе сломив твердыню

и смыв с лица души последний грим,

я, Господи, смирил свою гордыню,

смири теперь свою – поговорим.

114

Я глубже начал видеть пустоту,

и чавкающей грязи плодородность,

и горечь, что питает красоту,

и розовой невинности бесплодность.

115

Искрение, честность, метание,

нелепости взрывчатой смелости —

в незрелости есть обаяние,

которого нету у зрелости.

116

Чем нынче занят? Вновь и снова

в ночной тиши и свете дня

я ворошу золу былого,

чтоб на сейчас найти огня.

117

Как никакой тяжелый час,

как никакие зной и холод,

насквозь просвечивает нас

рентген души – тюремный голод.

118

Нет, не бездельник я, покуда голова

работает над пряжею певучей;

я в реки воду лью, я в лес ношу дрова,

я ветру дую вслед, гоняя тучи.

119

Вот человек. Лицо и плечи.

Тверда рука. Разумна речь.

Он инженер. Он строил печи,

чтобы себе подобных жечь.

120

Не страшно, а жаль мне подонка,

пуглив его злобный оскал,

похожий на пса и ребенка,

он просто мужчиной не стал.

121

У прошлого есть запах, вкус и цвет,

стремление учить, влиять и значить,

и только одного, к несчастью, нет —

возможности себя переиначить.

122

Двуногим овцам нужен сильный пастырь.

Чтоб яростен и скор. Жесток и ярок.

Но изредка жалел и клеил пластырь

на раны от зубов его овчарок.

123

Не спорю, что разум, добро и любовь

движение мира ускорили,

но сами чернила истории – кровь

людей, непричастных к истории.

124

Соблазн тюремных искушений

однообразен, прям и прост:

избегнуть боли и лишений,

но завести собачий хвост.

125

Пока я немного впитал с этих стен,

их духом омыт не вполне,

еще мне покуда больнее, чем тем,

кого унижают при мне.

126

До края дней теперь удержится

во мне рожденная тюрьмой

беспечность узников и беженцев,

уже забывших путь домой.

127

По давней наблюдательности личной

забавная печальность мне видна:

гавно глядит на мир оптимистичней,

чем те, кого воротит от гавна.

128

В столетии ничтожном и великом,

дивясь его паденьям и успехам,

топчусь между молчанием и криком,

мечусь между стенанием и смехом.

129

Течет апрель, водой звеня,

мир залит воздухом и светом;

мой дом печален без меня,

и мне приятно знать об этом.

130

Боюсь, что враг душевной смуты,

не мизантроп, но нелюдим,

Бог выключается в минуты,

когда Он нам необходим.

131

Везде, где наш рассудок судит верно,

выходит снисхождение и милость;

любая справедливость милосердна,

а иначе она не справедливость.