– Быть может, мы перейдём к чему-то более серьёзному? – поинтересовался Герман.

– Я только «за», – ответила девушка.

Запустив руку между своих ног, дама нащупала детородный орган офицера и тотчас погрузила его в нечто нежное и обволакивающее.

Поёрзав не более минуты, Элеонора соскользнула с колен хозяина каюты. Взяв вертикально-стоявшее мужское достоинство в свои ладошки, дама облизнула свои губки и скоренько наклонилась, дабы принять в свой ротик вздыбленное мужское естество. Тут-то и испытал Говоров если не боль, то уж точно, весьма неприятные ощущения. Офицер так и не понял, то ли девушка чрезвычайно грубо обошлась с Говоровым-младшим, то ли она его вовсе прикусила…

Забегая вперёд, следует сказать о том, что если бы Говоров был в тот вечер экзаменатором Элеоноры по части её интимных способностей, то наверняка он оценил бы их весьма и весьма низко, на уровне начальной школы. О каких-либо «университетах», «магистратах» и тому подобному не могло быть и речи.

«Уж, коль барышня всерьёз собралась освоить науку обольщения и соблазнения, то ей, действительно, ещё учиться и учиться… – наблюдая за неуклюжестью, прямолинейностью и откровенной развязностью дамы, размышлял про себя Герман. – …Лично я, вовсе не удовлетворён нынешним интимом. Вполне возможно, по-настоящему познать вышеозначенные науки Элеоноре вовсе не удастся, невзирая на все её старания. Ведь у неё нет элементарного чутья, если хотите: интуиции. Она вовсе не понимает, что ей необходимо сделать в то или иное мгновение. Где её следует проявить инициативу, а в каком случае необходимо остаться пассивной. Когда Элеонора должна была напрячься, и в какой момент расслабиться. При этом она и сама, похоже, вовсе не в состоянии пережить наивысшее наслаждение…»

Дело в том, что нынешняя гостья, пытаясь угодить хозяину каюты, беспорядочно хваталась за всё, что угодно. Точнее, она хваталась лишь за «одно». Правда, совала это самое «одно» как-то бесхитростно, бессмысленно, вовсе не соблюдая правила тонкой интимной игры.

Быть может, для какого-то заурядного борделя, её сомнительная раскрепощённости (если хотите, то и «всеядность») было бы вполне достаточно. Однако для изысканного, чисто женского подхода, чувства меры и некой последовательности, к которой уже привык Говоров.…

А впрочем, при столь сильном женском стремлении и неистовом желании, небываемое бывает. Вполне возможно, что очень скоро и у Элеоноры найдётся очень хороший наставник и тогда…

Говоров лежал сейчас на спине, тогда как его нынешняя пассия прижималась к его правому боку. Герману уже ничего не хотелось, к тому же куда-то пропало желание поспать.

«Надеюсь, завтра никто из офицеров не посмеет упрекнуть меня в нарушении ночной тишины… – усмехнулся про себя ундер-лейтенант. – …Хоть в этом будет определённый плюс от текущей ночи».

Элеонора, молча водила своим пальчиком по груди офицера, то спускаясь вниз к его животу, то поднимаясь вверх, к плечам ундер-лейтенанта. Похоже, она по-прежнему считала себя способной ученицей, хватавшей на лету всё новые и новые знания, шаг за шагом, приближая её к абсолютному совершенству. Потому и не было в ней не угрызений, ни обиды, ни отчаяния.

– Расскажи мне, откуда ты? – от нечего делать, вдруг поинтересовался Герман.

– Я ведь уже говорила о том, что моей родиной является Польши.

– Ну, а сюда… Имею в виду, каюту. Вы как попадаете?

– Что значит «вы»? – в искреннем удивлении, переспросила девушка и чуть приподнялась на свой локоть.

– Я говорю о тех дамах, которые еженощно наведываются в мою каюту. В том числе и о тебе.