– Стрелецкий хочет, чтобы кто-нибудь сопровождал его дочь до Москвы, – пояснил Кумарикин, доставая из кармана билет на самолет.

– А разве у него есть дочь?

– Это выяснилось вот только что. Шеф хочет ее видеть.

– Вообще-то я с детьми никогда…

– Ей двадцать четыре года. И эскорт – просто проформа. Вы же знаете Стрелецкого! Он все делает только по высшему классу.

Жеряпко знал Стрелецкого. Именно поэтому знакомство с его новоиспеченной дочерью явилось для Федора настоящим потрясением. Девица оказалась простой, как клевер. При этом еще напористой и горластой. По мнению Федора, у нее не было ни мозгов, ни комплексов. «Интересно, – подумал он, – когда шеф наводил о ней справки, что ему написали в отчете?»

В отчете шефу написали: «Открытая, честная, немного наивная, но очень взбалмошная». Глеб Стрелецкий, просмотрев документы, посчитал, что для девушки наивность и взбалмошность – вполне простительные вещи. Гораздо больше интересовала его внешность новоиспеченной дочурки.

– Посмотри, она ничего, правда? – спросил он у своей жены, протягивая ей фотографии, которые лежали в папке.

Та пошевелила пальцами, и Глеб поспешно вложил в них снимки. Алла приблизила их к глазам, потом отставила подальше.

– Действительно, ничего. Приятно, когда грехи юности принимают такие соблазнительные формы. Правда, на тебя она совсем не похожа.

Тридцативосьмилетняя Алла была образцом изящного вкуса. Стройная брюнетка с короткой стрижкой, глазами глубокого синего цвета и голливудской улыбкой, она оказалась одним из лучших приобретений Стрелецкого за последние годы. Ее стилем была изящная простота – самая дорогая, какую только можно купить за деньги.

С фотографии с упрямым задором на Аллу смотрела стопроцентная провинциалка с прямыми желтыми, наверняка крашеными волосами до плеч и длинной, закрывающей брови челкой. Однако носик был точеным, а губы достаточно пухлыми, ножки, судя по другому снимку, просто загляденье.

– Ты сможешь привести ее в божеский вид? – спросил Глеб, нервно потирая подбородок.

– Если она захочет, – пожала плечами Алла.

– А комнату для нее приготовили?

– Не волнуйся ты. – Алла поднялась и похлопала мужа по руке. – Все будет нормально.

– Послушай, я вот еще что хотел спросить… – Глеб замялся. – У меня там было назначено совещание… Ты не могла бы встретить мою дочь в аэропорту? Не посылать же Кумарикина, в самом деле!

Алла подняла брови вверх и, поглядев на мужа, удивленно воскликнула:

– Да ты боишься! – Глеб потемнел лицом. – Вот так открытие! Несгибаемый Стрелецкий струсил. Впрочем, я бы тоже струсила, – тут же добавила она великодушно. – Ладно, если хочешь, я съезжу в аэропорт.

– Ты просто чудо! Я люблю тебя больше всех на свете! – воскликнул Глеб и, направившись в коридор надевать башмаки, стыдливо покраснел от собственных слов.

– Что вы бросили в стакан этому человеку? – прошипел Жеряпко, перевесившись через подлокотник кресла. – Он отправился в туалет и до сих пор не вернулся!

– Ну, догадайтесь, что я бросила в стакан, раз он так надолго ушел в туалет, – пожала плечами Рита.

– Вы же сказали, что у него поднялось давление!

– Ну да. Уверяю вас, оно у него скоро понизится.

– Это что, секрет народной медицины?

– Ай, отстаньте, – отмахнулась Рита. – Кстати, пока его нет, займу-ка я его место и погляжу в иллюминатор.

Она показала Жеряпко меленькие белоснежные зубки и, порхнув юбочкой, пересела на место исчезнувшего соседа. Федор обреченно прикрыл глаза. Нет, ему не справиться с этой девицей, нечего и пытаться.

Почти в ту же самую минуту стрелки часов сошлись на цифре «двенадцать», и в проходе появился человек. У него была скучающая походка. Он медленно шел в хвост самолета, скользя глазами по пассажирам. Увидев Риту, прилипшую к иллюминатору, внезапно сбился с шага и так удивился, что маска равнодушия против воли соскользнула с его лица. Он подхватил ее, что называется, на лету и снова водрузил на место. Поравнявшись с Ритой, человек наклонился, одним легким движением бросил ей на колени квадратный конверт и, ускорив шаг, пошел вперед. Взгляд его, однако, все еще оставался прикован к Рите.