Безумные оборотни... Милосердная, вот смотрю на садовника, что невозмутимо идет куда-то с большими ножницами и ножовкой, и ужасаюсь. Да, определенно с этими зверями совладать кому-либо не судьба. Достаточно того, что я вижу, чтобы это понять – они выживут там, где мы, считающие себя высшей расой, зачахнем. Впрочем, старшей крови, конечно, бояться нечего, вот только нас, истинных, мало. Очень мало.

Мысли тянутся также медленно, как этот бесконечный день. Пустые...Не хочу думать о чем-то важном лично для меня. Не сейчас.

Гали появляется ближе к закату – не знаю, только ли сегодня обитатели поместья будут есть столь поздно. Может все же и у этих монстров проблемы с аппетитом в жару? Впрочем, нам вежливо предлагали еду, но, как вы понимаете, сложно заставить себя что-либо съесть в такую погоду.

Она склоняется в привычном поклоне:

– Миледи, ужин будет подан через час в малой столовой. Слуги вас проводят.

– Спасибо, Гали, – отмираю я, поворачиваясь к служанке. Она не спешит уходить, – Что-то ещё?

– Да, госпожа. Леди Ленс просила ее извинить, ей нездоровится и она будет ужинать у себя.

– Гали, прошу вас, передайте ей наши с леди Норией сожаления по этому поводу, – ответила я формально, в душе же возликовав.

Какое счастье, что после сцены представшей перед нами с утра, милейшая Каролина не возжелала явиться к столу, видимо, лелея свои обиды и готовя речь к прибытию незабвенного жениха, чтобы расписать душевные страдания от нанесенной ей раны юным сыном хозяина. Наверняка. И если генерал поверит и встанет на сторону невесты, то, право слово, я не представляю, какие действия тогда мне следует предпринять, чтобы убраться подальше из этого дома.

Благословенная Эйле, вот о чем я думаю? Какое мне в сущности дело до того, как поступает с собственным сыном и своей жизнью один мерзкий оборотень?

Правильно! Никакое! Своих проблем хватает...

Но, что ж так гадко-то? Эта изломанная фигура мальчика со взрослыми не по-детски глазами и упрямо поджатыми губами на лице, буквально стоит перед глазами.

То что слухи в поместье распространяются быстрее птиц, это я поняла. Оборотница-служанка как-то странно посматривала на нас, словно желая ещё что-то сказать или спросить, но не решалась, нарочито медленно смахивая несуществующую пыль с каминной полки в нашей гостиной. Явно тянула время, не желая уходить.

Я понаблюдала за странным поведением женщины, ещё с утра казавшейся мне неприступной скалой, и спросила сама, желая понять причины, видя, что она никак не может собраться с духом:

– Гали, вас что-то тревожит и вы не решаетесь заговорить?

Оборотница мгновенно оставила свое бесполезное занятие и обернулась ко мне, опуская глаза. Но потом гордо выпрямила спину, словно готовилась к битве и заговорила:

– Светлейшая, лорд Дарелл Рин просил узнать у вас, не станете ли вы возражать против его присутствия за столом? – в ее глазах промелькнуло что-то странное. Я же почувствовала будто прохожу какую-то проверку, вот только в толк никак не могла взять с чего такой странный вопрос, да ещё заданный после столь долгой нерешительности. Гадать глупо и играть словами не зная какой реакции от тебя ждут и почему – нелепо. И я сочла здравым спросить напрямую:

– Гали, а почему я, собственно, должна возражать против? Юный лорд Рин ведь сын хозяина и это его дом, мы же здесь всего лишь гости, – я смотрела в упор на служанку. А та внезапно нахмурилась и покрутила головой, словно сбрасывая наваждение:

– Простите, миледи, не думала, что вы не знаете... – она склонила голову, явно не желая продолжать или не понимая, что сказать.