– Да мы бы проводили, – хихикнула Лизавета.

– Цыть! – погрозила ей пальцем хозяйка дома. – У меня заночует, а завтра назад поедет. Слышала?

Лизавета мелко закивала, поправляя растрепанные волосы.

– Да ты не серчай, Павловна, мы же тоже с пониманием, видим, что девочка хорошая… Ну раз такое дело, может и в баньке попариться сходишь? Марьяна как раз затопила.

– Это можно, – задумчиво протянула Настасья Павловна, потом повернулась к девушке. – Мыться будешь?

– Буду, – кивнула та, чувствуя, как чешется между лопатками.

Бывать в деревенской бане Ольге ни разу не доводилось. Осторожно заглянув в низкий бревенчатый домик, горько пахнущий дымом и смолой, она попала в царство душистых веников, связок трав и деревянных, как в книгах, тазов, именуемых шайками. В предбаннике обнаружилось старое зеркало в потемневшей деревянной оправе, из которого, как из мутной речной воды, с любопытством смотрело бледное девичье лицо, обрамленное длинными русыми волосами. Светло-карие глаза казались бездонными, а вот веснушки на носу наоборот словно пропали. Подмигнув отражению, Ольга подхватила шайку и шагнула в облако горячего пара и запаренных трав, откуда совсем не хотелось уходить. Хозяйка бани, Марьяна, беспрестанно ворчала себе под нос, однако внезапную гостью не торопила и даже напоила каким-то кислым отваром. Шагая с Настасьей Павловной обратно, девушка с удивлением заметила, что в некоторых домах горит свет, слышатся голоса, и даже чья-то огромная собака увязалась за ними в потемках.

– Вот тебе и заброшенная деревня, – протянула Ольга. – Это где они все раньше были?

– Дома сидели, – усмехнулась старушка. – Чего по жаре на улице делать? Тут старики одни живут.

– А на речке тогда кто поет?

– Молодежь, наверное, из Зельцева или из Николаевки, что за лесом. К нам они все равно не придут, не бойся.

Дома Настасья Павловна предупредила, что кровать старая и скрипучая, поэтому спать придется на лавке, но Ольгу это ничуть не смутило, и разомлевшая после бани девушка мгновенно уснула, едва голова коснулась подушки. Снов не было, только какое-то вязкое марево, пахнущее сухими листьями и чабрецом, сквозь которое слышались беспокойные шаги по комнате, шорохи и хихиканье за окном да ворчанье хозяйки дома за стеной. Ближе к утру под бок сунулся кто-то мохнатый, и девушка, не задумываясь, обняла его, решив, что это кот.

Будильник пискнул под самым ухом, и Ольга рывком вскочила, едва не слетев с узкой лавки. Несколько секунд она удивленно оглядывалась по сторонам, пытаясь осознать, почему она в низкой комнатке с бревенчатыми стенами, а не в своей квартире… Ну точно, заболтались они вчера с Настасьей Павловной и забыли обо всем на свете, даже автобус последний пропустили.

– Доброго утра! – вошла в комнату хозяйка дома. – Как спалось, гостьюшка?

– Замечательно, – зевнула девушка, выбираясь из-под одеяла. – Ко мне утром ваш кот, вроде, приходил.

– Вот как? – удивилась старушка. – У него, паскудника такого, привычка есть на грудь ложиться… Тяжело от этого бывает.

– Нет, он рядом лежал, я его обнимала, – улыбнулась Ольга. – Пушистый такой.

Настасья Павловна рассмеялась и велела собираться на завтрак. В этот раз чай пили под яблоней, серый кот крутился поблизости и все пытался утащить что-нибудь со стола. Убрав посуду, девушка заторопилась обратно, на ходу запихивая в рюкзак свернутую джинсовку. Найденную подкову старушка отчистила, завернула в тряпку и тоже вручила ей на память, чтобы смотрела и Ганину Падь вспоминала. Уже у самой калитки Настасья Павловна дала девушке берестяной коробок, наполненный ягодами, а потом хитро улыбнулась и попросила: