Он моргнул, и небо тоже моргнуло. Плащом фокусника свернулось и развернулось. Более ничем на лежащего внизу человека оно не отреагировало.

По слухам, миссионер-францисканец Диего де Ланда был настоящим трудягой. Всю свою жизнь этот энтузиаст посвятил уничтожению храмов, скульптур и фресок народности майя. В городе Мани этот удалой фанат спалил целую библиотеку рукописей, чем крайне гордился. По сути, заносчивый монах умудрился оставить с носом все человечество. Иероглифы майя уцелели практически штучно. Подобно облакам, проживающим свою неведомую для нижнего мира жизнь, многовековая история целого народа так и осталась тайной за семью печатями.

Сергей смотрел вверх и пытался понять, умер он или только собирается это сделать. Сон дочери – тот самый, в который они напрочь отказывались верить, жестоким образом воплотился. Разве что небо не слишком походило на небо из давних кинофильмов. Над Сергеем стыла белесая несвежая пустота – без облаков и туч, без обнадеживающей синевы. Городская невнятная похлебка, нечистое молоко, именуемое коротким и безнадежным словечком «смог». Ватный гигантский ком, которым вселенная затыкала дыры над распухающими ввысь и вширь городами. И все же пустым оно не было. И совершенно бездушным тоже. Потому и впивался он взором в небесную глубину, погружал взгляд точно соломинку в вязкий коктейль, силясь втянуть в себя хоть какую-то крупинку ясности.

Что же с ним приключилось? Внезапная судорога, инсульт, инфаркт? Вероятнее всего – последнее. Это подсказывала логика, а логику Сергей уважал. Сон приснился дочери, но лег в руку ему. Подобно гранате, лишенной чеки. Какое-то время ноша не напоминала о себе, а после взяла и рванула. Сергей же вместо того, чтобы принять контрмеры – купить, к примеру, валидол или какой-нибудь иной спасительный химикат, ничего не сделал. То есть потому и не сделал, что не поверил. Да и кто бы поверил на его месте? Потому что бред и анахронизм. Потому что слова и видения ребенка. В конце концов, потому что просто не ко времени!

Сергей представил себя лежащим в гробу – в ореоле цветов, с венками справа и слева, в окружении людей – и содрогнулся. Страх омыл лицо – словно облизал шершавым драконьим языком, дохнул удушающей гарью. Сергею стало по-настоящему тошно. Это дыхание и этот смрад невозможно было не узнать. Однажды нечто похожее он ощутил в зоопарке, когда у всех на глазах белый красивый мишка одним шлепком размазал по бетонному полу двух зазевавшихся голубей. И тут же победно взревел, до десен обнажив желтые слюнявые клыки. Что-то тогда хлынуло на них, глазевших со стороны, – некая вполне материальная волна ужаса. Вот и сейчас Сергей почувствовал тот же парализующий смрад.

Захотелось тоненько взвыть, рывком подняться с земли. Да нет же, нет! Пусть инфаркт, пусть какая другая напасть, но только не конец! Даже если лежишь на дне канавы, и у тебя мало-помалу холодеют кончики пальцев, уверовать в финиш всего и вся сложно.

С напряженной улыбкой Сергей предпринял осторожную попытку шевельнуть немеющими пальцами. Совсем чуть-чуть, чтобы не услышал зубастый зверь. Левая рука нехотя подчинилась, за ней откликнулась и правая, однако на движение ног напряженный хищник в грудной клетке тут же откликнулся недобрым перемещением. Укусить – не укусил, но коготками скребнул ближе к сердцу – точно изготавливался ухватить глубже и крепче.

Обиднее всего было то, что никогда прежде Сергей на сердце не жаловался. Конечно, особенно удачливым спортсменом назвать себя он не мог, но все-таки регулярно играл в волейбол, не забывал заглядывать в бассейн, в тренажерный зал. Еще года три назад в жиме лежа ему удавалось вытягивать центнер. Не больше одного раза, однако радость это приносило совершенно мальчишечью. Сто кило – это вам не пудовая гирька! Стало быть, мужик! Да что там – все они пыжились на отягощениях, изображая из себя настоящих атлетов, по-женски пританцовывая перед большими настенными зеркалами, вставая в журнальные позы, напуская на лица дымчатую задумчивость. Но зеркала-то – ладно, не в них дело. Непонятное таилось в том, что не было у него проблем с сердцем. Иногда сдавливало, чуть щемило, но не более того. Ну, а сон… Про сон он и вовсе не мог ничего сказать, как и не мог объяснить произошедшее случайным совпадением. Говорят, дети чувствуют лучше и тоньше взрослых. Кое-кто даже убеждает, что лет до трех они в состоянии видеть потусторонние миры. Бред, конечно. Ну, а если нет? Со взрослыми-то все ясно – этакие животные в броне и доспехах, гиппопотамы и динозавры, а вот у деток кожица тонкая, все равно как у годовалых березок. Может, и Санька что-то такое почувствовала?