– Так и не скажешь? – задыхаясь, спросил он губами, обожженными горько-сладким ядом. – Как его зовут? – переместив губы на шею, Адам не хотел услышать ответ. Он хотел слышать ее голос и понять, насколько же хорошо ей удается сейчас играть.

– Его имя неважно, – тонкие пальцы зарылись в его волосы.

«Девять или семь?» – она окончательно потеряла счет времени. Мысли невидимыми нитями ускользали, стоило его губам коснуться шеи. Кожа горела огнем от страстных поцелуев.

– Возможно, недостаточно я хорошо искал, – жаркий шепот возле уха и нежные прикосновения, вызвали ответную реакцию тела.

 Воздуха по-прежнему не хватало. Оторваться от нее означало потерять все, чем хотелось дышать, глубоко вздохнуть – заполнить легкие циановым ядом. Адам никак не мог понять, что предпочтительнее: упиться до смерти или умереть от жажды.

– Жаль, что напрасно, – с искренним сожалением. Наутро он все забудет, но она будет помнить, как порой хорошо, когда с тобой играли на равных, или хотя бы делали вид. Плевать, что мнимое равенство все же предпочтительнее полному подчинению. Она смотрела в токсичное море и понимала, кто перед ней, но могла просто закрыть глаза и прожить оставшиеся несколько минут в свое удовольствие. Три или четыре. Сколько уже прошло? Сбившись со счета, она начала заново. Безусловно, Эванс знала, к чему в итоге все шло, но ее подобный интерес обходил стороной. До некоторых пор.

  «Slow», – сосчитала она и целовала в ответ, больше не притворяясь. Пусть последние мгновения с ней будут для него приятными и останутся в памяти таковыми. Пусть он не пожалеет утром о проведенной с ней ночи, натыкаясь на глухую стену перед несуществующими воспоминаниями. Пусть помнит только отличное начало, но неторопливое начало на «slow», никчемный беглый треп за стаканом скотча на «quick», скомканную «quick»-прелюдию, и постепенно погружение, будто в замедленной съемке, в пустоту на завершающем «slow». Дальше его мозг сам подберет любой из наиболее подходящих вариантов, выберет из множества, что было и не было, но могло бы случиться. Нужно только подыграть, растягивая время.

 Ответный поцелуй оставил жгучий след на губах. От глубины ощущений глаза закатились. Сладкая дрожь пробежала по телу, когда языки сплетались в торопливом танце, больше напоминающим предсмертную агонию. Адама не обмануть. Он знал, кого она представляла. Почему бы не подыграть, растапливая ее мнимое ледяное спокойствие жаркими объятьями. Холод постепенно сменился непривычным теплом, когда она, наконец, согрелась. Все было слишком хорошо. Слишком правильно, слишком сладко. Все рядом с ней было слишком. Одурманенный горько-сладкой отравой разум распрощался с последними остатками здравого смысла, стоило тонким пальчиками расправиться с пряжкой ремня. Последние сомнения растворились в циановом облаке, а их крики заглушил глухой металлический звон.

Адам провел носом по ее шее, не пытаясь ее остановить. С глубоким вдохом перед глазами заплясали темные круги от знакомого миндального аромата ее кожи. Отправив брюки на пол, он целовал ее так, чтобы яда в ней больше не осталось. Не осталось привычной желчи, лжи и цинизма, напускного равнодушия от боли и одиночества, сковавших еще живое сердце. Адам четко слышал его биение, смешавшегося со звуком тиканья часов над ухом. Тонкие пальцы вцепилась ему в плечи, когда губы сомкнулись на ее шее. Прошептав извинения, он нехотя их разжал.

 «Когда же ты вырубишься!» – Эванс прервала поток мыслей, когда Ларссон немного перешел границы дозволенного. Пришлось полагаться на инстинкты, впавшие в летаргический сон и еще не пробудившиеся от спячки. Хотелось усыпить его приказом. Ларссон под завязку накачан снотворным и ничего не вспомнит. Логичный вопрос, где у него находился рубильник?