В кармане жалобно пискнул телефон. На почту прилетело письмо от Лиама. Адам тут же согнал оккупанта с отцовского кресла и придвинул ноутбук.

– Список погибших еще до конца не установлен, но нам и не нужен полный.

Размер и ширина следов, найденные недалеко от места пожара, предполагали, что оставили женщины. Следовательно, исключались мужчины, лица с нарушением опорно-двигательного аппарата, больные под действием седативных – все, кто не мог передвигаться самостоятельно. За ними шли опознанные жертвы. Колонка имен постепенно редела. Глубина следов исключала полных и высоких, и…Voila! На экране отобразился список из пяти имен.

– Ох, Ларссон.... Ты вот вроде умный… – Эванс выбрал снисходительный тон и качал головой, глядя на его потуги. – Но иногда тупишь просто по-страшному. Это все возраст. Скоро привыкнешь, – наслаждался он моментом триумфа, отставая в гонке всего лишь на год. – Две бабенки в больничной пижаме на угнанной тачке. Ты как вообще сам? Имя-то свое помнишь?

Глумления Кельта не прошли мимо. Стыдно признать, но Адаму открылось очевидное, где не стоило ждать оглашения списка. Им известен номер машины. Маршрут можно отследить по камерам. Здесь уже Эванс дал осечку – в штрафах за превышение не будет имени пропавшей женщины. Но, что идея не хуже его, Ларссон принял скрепя сердце.

– Запасись попкорном, – просмотр обещал стать самым нудным со дня изобретения камер наружного наблюдения.

– Мы будем смотреть фильм? – Кельт по-детски обрадовался, стало как-то жаль разочаровывать. Хотя кому Адам врал. Нет, не жаль ни капли.

– Ты будешь. Будет неинтересно, и тебе не понравится, – он настроил доступ к камерам вдоль дороги и уступил место за столом.

– Сливаешься, значит, – Эванс плюхнулся в кресло и располагался поудобнее.

– Кто-то из нас работать все же должен работать. Вперед, мой контуженый друг! – Адам не стал препираться. Выигрывать словесные баталии у человека, чье эго едва втискивалось в салон Импалы, не представлялось возможным. Это Ларссон знал по себе.

Выходя за дверь и уворачиваясь от хрустальной пепельницы, он с удовольствием бы махнулся местами с Кельтом, пребывавшем в изгнании последнее десятилетие. Адаму не пришлось бы отыгрывать мецената на очередном светском рауте и светить теперь уже попорченным лицом перед камерами. Не пришлось бы снова влезать в шкуру известной персоны наследника богатейшего семейства Штатов и самого завидного холостяка, поправочка – вдовца, поколения тех, чей возраст разменял четвертый десяток. Многого чего не пришлось бы делать, но какова цена? Отречься от имени, исчезнуть на годы, стать лишь тенью самого себя? К этому Адам еще не готов. Лишь изредка представлял в перспективе и размышлял о вкусе настоящей свободы. Разумеется, так, в порядке исключения.

Риски существуют в каждой профессии. Конкретно в его – оказаться мертвым в любой момент времени. Некоторые пытались, еще больше – мечтали об этом, но, как профи в своем деле, Альберто все еще не попадал в список Жнеца, наточившего косу. Ошибка выжившего – так описывалась большая часть жизни Дона Романо. Мерный стук трости стал ему вечным спутником после очередного неудачного покушения и напоминал, что опасность попасть в шорт-лист все еще есть. Аль никогда о ней не забывал: всегда оставался на чеку, держал нос по ветру и не планировал уходить на пике карьеры. Слишком долго он к нему шел.

Перед дверью кабинета он на секунду замер, переводя дух. Встав во главе семьи, он позабыл о чувстве иррационального страха. Возможность в мгновение ока предстать перед Апостолом переросла в издержки профессии. Смерть стала частью жизни. Аль просто забыл, каково это – бояться. До недавних пор. До тех, пока прошлое в больничной пижаме и промокших в бензине кедах, не постучало в дверь. Он боялся войти внутрь кабинета ровно так же, как и желал. Ящик Пандоры. По-другому не описать, с чем предстояло столкнуться.