– Миледи Латимер!

Она открывает глаза и видит Сеймура. Сердце екает.

– Маргарита, не могли бы вы извиниться за меня перед вашим дядюшкой? – просит Сеймур с уверенной улыбкой человека, который всегда получает желаемое. – Он дожидается меня в Большом зале, а мне нужно кое о чем переговорить с леди Латимер до ее отъезда.

– Переговорить? – спрашивает Екатерина, когда Маргарита скрывается в замке. – Если вы хотите просить руки Маргариты…

– Вовсе нет! – перебивает Сеймур. – Хотя она, конечно, славная девушка, да еще и потомок Плантагенетов… – поспешно добавляет он смутившись.

– Вот как!

Екатерина удивлена его смущением и сама испытывает неловкость. Он стоит слишком близко – ближе, чем допускают правила приличия, – и она чувствует его мужской, мускусный запах. Черты лица Сеймура поразительно гармоничны: резко очерченная челюсть, высокие скулы, открытый лоб. Под взглядом неестественно синих глаз в животе у Екатерины растекается тепло. Она бы с радостью сбежала, однако хорошие манеры и сила его взгляда удерживают ее на месте.

– Нет, дело в другом, – говорит он и протягивает ей раскрытую ладонь. – Ведь это ваше?

На ладони у Сеймура жемчужина.

– Не думаю…

Прикоснувшись к ожерелью, на котором висит распятие матери, Екатерина нащупывает зияющую пустоту на месте одной из жемчужин. Как она оказалась у Сеймура? В этом чудится какой-то фокус, вроде того, что проделал Уильям Соммерс, вытащив монетку у Маргариты из-за уха.

– Как она к вам попала? – спрашивает Екатерина, плохо скрывая досаду, и сердится на то, что так плохо владеет собой. Она смотрит на жемчужину с негодованием, как будто Сеймур специально вырвал ее из ожерелья, и собственное дыхание в тишине кажется Екатерине неестественно громким.

– Я заметил, как она выпала и пытался привлечь ваше внимание в галерее, а потом в покоях леди Марии, но король…

Он умолкает.

– Король, – повторяет Екатерина. Она уже почти забыла об авансах короля.

– Я так рад, что успел вас застать! – говорит Сеймур с широкой открытой улыбкой. В уголках его глаз собираются морщинки, и взгляд уже не пугает – наоборот, располагает к себе и чарует.

Екатерина не отвечает на улыбку и не берет жемчужину с его ладони. Ей все еще видится в этом какой-то подвох.

Сев на каменную скамью рядом с ней, Сеймур просит:

– Возьмите.

Екатерина не двигается.

– А еще лучше отдайте мне ожерелье, и мой ювелир его починит.

Она внимательно смотрит на Сеймура, силясь отыскать в нем недостатки. Однако все безупречно – кружева сорочки, аккуратно подстриженная борода, надетый наискось берет с вычурным пером. Алый атлас, проглядывающий в разрезах дублета, напоминает окровавленные губы.

Хочется протянуть руку, взъерошить Сеймура, чтобы он утратил свою идеальность. Но вот на его покрытых бархатом плечах оседают снежинки, кончик носа краснеет, и Екатерина, улыбнувшись, неожиданно для себя поворачивается спиной и откидывает капюшон, чтобы обнажить шею. Она не собиралась этого делать, но открытая улыбка и покрасневший нос Сеймура почему-то заставляют думать, что она ошиблась в суждении и он не так уж плох.

Сеймур вкладывает жемчужину ей в ладонь и расстегивает ожерелье, дотрагиваясь до кожи теплыми пальцами, а потом прикасается губами к ожерелью и убирает его за пазуху. По телу Екатерины прокатывается волна тепла, будто бы он поцеловал ее в шею.

– Поручаю ожерелье вашим заботам. Оно принадлежало моей матушке и потому очень мне дорого, – говорит она ровным голосом, с трудом взяв себя в руки.

– Доверьтесь мне, миледи! – отвечает Сеймур и, немного помолчав, добавляет: – Я искренне сочувствую вам в связи с кончиной супруга. Уильям говорит, он очень страдал.