Колдун долго бродил по родным улицам, и ближе к вечеру мать написала ему сообщение:

Где ты?

Марк набрал ответ моментально.

В городе. Давай ко мне. Приходи на смотровую площадку в Кремле, хочу посмотреть на закат.

На место встречи Марк пришел первым. Несколько скамеек, расставленных прямо у парапета смотровой площадки, были не заняты, и он поспешил сесть на одну из них. Мать подошла получасом позже.

– Что-то ты долго, – сказал Марк.

– А как ты хотел? С людьми надо пообщаться, а не просто бумагу под нос подсовывать. По крайней мере ярлык будет у тебя. Никто не отказал.

Марк лениво кивнул. Со смотровой площадки открывался панорамный вид на Стрелку и нижнюю часть города. Солнце медленно опускалось, на воде рябила световая дорожка – будто брызнули расплавленным золотом. Проплыла баржа, разбивая дорожку. Колдун щурился, глядя чуть ниже солнечного диска. Когда он в последний раз сидел здесь и смотрел на закат? Много лет назад. Колдун внезапно почувствовал, как от тоски по дому слегка сжимается в груди.

– Спасибо большое.

– Ты всегда можешь прийти ко мне за помощью.

– Неужели ты не злишься? – вдруг спросил Марк. Слова вырвались против воли, он не собирался задавать этот вопрос ни ей, ни отцу.

– За что мне злиться?

– За все, что я не сделал. Не был примерным сыном, не оправдал твоих надежд. Вы хотели, чтобы я стал Пятнадцатым, а я… Мало того, что недоучка, так еще и уличный фокусник.

– Ну когда-то я злилась, – призналась Анастасия. – И Арсений… Знаешь, это были по большей части его чувства. А я никак не могла разобраться в своих. Я не оправдываюсь, ты не думай. Просто… разумеется, за мной вина даже бóльшая, чем за ним. Только потом, когда мы тебя едва не потеряли в инциденте с аномалией, я все же поняла, что мне не важно, кто ты и чем занимаешься, – лишь бы закон не нарушал. Осознала, что жизнь твоя и тебе жить со сделанным выбором.

Анастасия вдруг накрыла своей ладонью пальцы Марка. Он посмотрел на нее, а потом повернул кисть тыльной стороной вверх, чтобы сжать руку матери. Смутившись собственному порыву, он отвел взгляд. И хотя подобное между матерью и сыном должно быть абсолютно нормальным, колдун все же не мог спокойно проявлять чувства к ней. Он просто не привык, а детство, в котором он мог повиснуть на маме, ласково перебирать ее светлые локоны, целовать ее в щеки и нос, осталось слишком далеко в прошлом.

– А отец?

Мать вздохнула, слегка запрокинув голову. Вокруг них смеялись и переговаривались туристы и местные, слышалась даже речь на иностранном языке. Но никого из них как будто не существовало, и колдуну казалось, будто сейчас весь мир крутится только вокруг них двоих.

– Мне кажется, он тоже начал это понимать, – продолжила Анастасия. – Но ты же его знаешь – папе нужно много времени, чтобы признать свои ошибки. И все же, я вижу, как он меняется. Возможно, из изолятора вернется совсем другой человек, в хорошем смысле.

– Хотелось бы верить, – пробормотал Марк.

– Время покажет. Я в отце не сомневаюсь.

– Ты никогда не сомневалась в нем.

– Только в его поступках. А в нем самом – никогда, потому что я люблю твоего отца, милый, и ты должен понимать, что это значит. Ты ведь поехал сюда ради Алисы. И вообще на многое готов ради нее.

Марк не ответил. Анастасия и без этого слишком хорошо знала о его чувствах. А сам он никогда не задумывался о том, что мать испытывает к отцу. Сначала был слишком мал, потом слишком зол на них.

Солнце исчезло за Борским мостом, и вода в реке приняла стальной серый оттенок. Марк поднялся с места, увлекая мать за собой. Они пошли в сторону выхода с территории кремля, но снова не стали сворачивать на Большую Покровскую, хоть так было и ближе. Раскаленные за день улицы города отдавали свое тепло неподвижному воздуху, ласкающему руки и лицо.