– Короче… – девочка снова нервно облизывает губы, – странное у меня происходить в квартире стало. Вещи сами собой передвигаются. Какие-то странные звонки по телефону. И несколько раз со мной чуть не происходили траблзы разные.

Я невольно напрягаюсь. Если девочка не врет, то с ней действительно происходит что-то нехорошее.

– Давай поподробнее.

– А крезой меня считать не будете? – усмехается Таня.

– Ты видела санитара со смирительной рубашкой у входа? – так, очко в мою пользу.

Таня смеется, но смех какой-то нервный, нехороший.

– Ну я предупредила. Короче так. Началось все две недели назад. Родители на отдых свалили. Мать целый год папахену плешь проедала, чтобы он ее в круиз свозил. Папахен не особо рвался. Все отмахивался, но она его допекла. Вот они и отправились в длительный круиз. Кучу бабла на это угрохали.

– А тебя почему не взяли?

Удивительно. Ребенку лет шестнадцать всего. Можно сказать, что взрослая, но я бы ни за что не оставила свою дочь одну на большой срок. Мало ли что.

– Да в гробу я их круиз видала! – сразу ощетинивается девочка. – Чтоб с родаками безвылазно на посудине этой торчать? Подохнуть с тоски можно.

– И что, родители вот так легко согласились тебя оставить одну?

– Не сразу, конечно. Отец поскандалил немножко: «Да другие бы душу продали, чтобы в такой круиз поехать! В двадцать стран корабль заезжать будет! А ты!.. Неужели отцу родному навстречу пойти не можешь? Ты что, смерти моей хочешь?» За грудь стал демонстративно хвататься. Ага, сердце у него, типа, болит. Да жрать надо меньше и за компьютером не сидеть допоздна.

Какие же все-таки подростки жестокие и циничные. Жутко ранимые – до прыжка с четырнадцатого этажа, до шага вперед под колеса, до судорожно проглоченного пузырька таблеток – но при этом безапелляционно циничные и жестокие. Наверное, это в них заложено природой, и так и должно быть, но все же слушать страшно и неприятно. Хотя у Татьяны сейчас переходный период. Наверное. У одних он уже заканчивается в этом времени, а у других как начнется, так уже никогда и не прекращается.

– И что же? – мягко подталкиваю девушку к дальнейшему повествованию.

– Что-что. Поскандалил, полежал на диване, симулянт несчастный, но потом мать его уболтала: «Не хочет, ну и не надо. Только отдых своим нытьем испортит. Помнишь, как она нам нервы на Новый год вымотала? Ничего с ней дома не случится. Звонить каждый день будем, бабушка будет приезжать проверять, Ирка – это домработница наша – почаще будет приходить. А если что, то шкуру с нее спустим». Короче, дали мне зеленый свет, – Таня осклабилась и поудобней развалилась в кресле.

– То есть тебя оставили совсем одну?

– Аба-са-лю-тна! – торжествующе говорит девочка. – Сначала хотели с бабушкой на дачу отправить, но я отстояла свое право на свободу.

– И не страшно одной?

– Сначала было по кайфу. Представляете – сама себе хозяйка. Никто на мозги не капает. Ешь, что хочешь. Ложись спать, во сколько хочешь. Хоть целый день в «Сталкера» играй, хоть ужастики смотри. Ирка, конечно, пару раз делала замечания, что срач устроила, бабушка тоже пыталась в рамки загнать. Ну а я что – покиваю, посоглашаюсь, и все дела.

– И когда же все изменилось?

– Через несколько дней после их отъезда. Я в первые дни из дома вообще не вылазила, все поверить в свое счастье не могла…

Глаза уже превратились в две красные точки, но вылезать из-за компьютера Тане не хотелось. В течение года родители не давали мне вволю поиграть, так что теперь можно наконец оторваться, устало радуется она, до сих пор не веря в свою удачу.