Я терял уверенность в себе: совершенно не предполагал, что билеты придётся чуть ли не навязывать. Пришлось идти на компромисс:

– Хорошо, хорошо! Берите один, а на второй я найду вам какую-нибудь девушку. Хотите, я отдам его Марэн – той маленькой блондинке из кафе «Моно», которая в театральном учится?

Я с облегчением отдал тебе билет. Ты же, чтобы поскорей забыть о такой уступке, сразу предупредила:

– Это в последний раз я вас выручаю. Больше мне ничего не дарите: никаких билетов. Я сама по студенческому могу недорогие билеты доставать. Обещаете?

– Обещаю.

Вопрос «обещаете?» в будущем стал одним из самых употребляемых в твоих обращениях ко мне: «Обещаете больше не дарить мне билетов? Обещаете больше не сажать берёзу? Обещаете больше не приходить в общежитие? Обещаете не рисовать на асфальте птичек?». Этими обещаниями ты ограничивала всякие попытки что-то для тебя делать, поэтому я уклонялся от них как мог и сопротивлялся тем, что вспоминал евангельское «не клянись вовсе». Но несколько раз я всё же давал тебе обещания и, должен признаться, в большинстве случаев их не сдерживал.

Новое воскресенье – новые проводы. Ты снова говорила о Боге, о том, что лишь на него можно полагаться в жизни и что даже хирурги на операциях уповают на божью помощь.

– Вам знакомо состояние беспомощности, когда никто, даже самые близкие не могут тебе помочь, и из всего, что есть, остаётся лишь Бог?

– Вы о чём, Галя?

– Так, ни о чём. Забейте, – оборвала ты.

«Забейте» тоже твоё частое слово – когда ты вдруг решаешь, что не нужно ничего продолжать рассказывать, то обрываешь речь именно так.

– Марэн сказала, что балет был красивым, – перевёл я разговор в иное русло.

– Да. Сразу три балерины поочерёдно играли главную роль. Одна совсем юная.

– Когда вы в последний раз были дома?

– Почти четыре года не была. Мне даже стыдно. Но я уже скоро поеду – на Новый год.

Ты рассказала, как с восьми лет вместе с сестрой училась в разных музыкальных интернатах, то в одном, то в другом городе, и дома бывала редко. И даже в интернате нечасто виделась с сестрой – она жила на другом этаже. Восемь лет училась в Москве и уже четвёртый год в нашем городе. Странно, что я увидел тебя совсем недавно.

– Галя, я тоже лечу домой на Новый год. Вам что-нибудь привести из Москвы?

– Нет, мне ничего не надо, у меня всё есть.

– Галя, но я многим что-то привожу. Лекарства, например. Вам лекарства не нужны никакие?

Ты замялась и вспомнила:

– Привезите мне драже «Вечернее» в пузырёчках. Одну, нет, две упаковки. Если вам нетрудно, конечно.

Я обрадовался, что что-то могу сделать для тебя и стал вытягивать из тебя ещё какие-нибудь пожелания:

– Так. Что ещё? Вспоминайте, Галя, что можно легко достать в Москве, а здесь невозможно?

Ты вспомнила, но не решалась сказать, а вместо этого снова сказала: «Забейте». Но я уже так ухватился за возможность достать что-то недоставаемое, этакое как «черевички, как у самой царицы», что преградил тебе путь. Пожалуйста, дай мне исполнить твоё желание.

– Ну, хорошо, если сможете, то достаньте мне ноты второго концерта Рахманинова, но не современные, а старого издания – советские.

– Хорошо. А чем они отличаются?

– Ох, да зря это всё – вы всё равно не найдёте.

– Найду, Галя. Правда, найду.

– Только современные не привозите, они не нужны.

Я попросил у тебя на всякий случай адрес электронной почты, и ты с лёгкостью дала мне его. На номер телефона у меня дерзости не хватило, но и мэйлу я был неслыханно рад. Распрощались мы почти как настоящие друзья, а к вечеру я уже прислал тебе первое сообщение с адресом магазина возле «Серпуховской», где в каталоге числилась именно эта нотная тетрадь. Ты сразу же мне ответила: