– И отдыхайки всё ещё добывают их лопаточками и скребками? – понимающе хмыкнул Данила.

– Ага… – Галинка с досадой вздохнула. – И не понимают ведь, придурки, что после этого новые мидии будут плохо расти, их надо рвать только руками…

– Может, и понимают, – пожал плечами Данила. – Просто плевать на это хотели. Себе нарвали – а после них хоть трава не расти. А дельфины там до сих пор появляются?

– Угу, регулярно, – кивнула она. – Помнишь, как я однажды дельфина испугалась?.. А над самими Адаларами скалолазы повесили российский флаг.

– Кстати, о флаге... Ты представляешь, киношники на теме Крыма совершенно рехнулись, – мрачно усмехнулся Данила, вспомнив о наболевшем. – Недавно сценарий прислали почитать, ну и, соответственно, прочили меня на главного героя. Так там всё в лучших традициях: он и она, принадлежащие к вражеским лагерям. Она за “Крым наш”, а он, разумеется, наоборот…

– Шутишь? – Галинка недоверчиво подняла брови.

– Если бы! Я, разумеется, отказался. Снимать на такую тему сейчас – это всё равно, что подносить спичку к пороховой бочке.

– У нас с мамой тоже целая драма по этому поводу разыгралась… – начала было Галинка, но тут же с досадой оборвала себя и махнула рукой:

– А впрочем, ладно. Ни говорить, ни вспоминать об этом больше не хочу.

– Господи, как же я устал, – вздохнул Данила в порыве внезапной откровенности. – Хочется просто быть артистом и делать свою работу на совесть... Но нет, теперь обязательно нужно обозначить свою принадлежность к тому или иному лагерю. При встрече – непременный пароль и отзыв: скажи мне, чей Крым, и я скажу, кто ты. Всё поделилось на чёрное и белое, ты или “майданутый”, или “ватник”, третьего не дано. Пропаганда льётся со всех сторон, каждая сторона обвиняет другую в зомбировании и требует немедленно определиться…

– Бред, – Галинка сжала пальцами виски. – Боже, какой же это всё дикий бред! Какая чушь! Что происходит с людьми, Даня? Почему мы все вдруг озверели?

– Крым для меня всегда был местом силы, – вздохнул Данила. – Это волшебный край, душа только там успокаивается. А теперь на людях лишний раз даже упоминать боишься, откуда ты родом – во избежание холиваров… Веришь, нет, у меня поначалу даже родители чуть не развелись на этой почве! Слава богу, хватило ума вовремя остановиться. Ничего, живут... Только политику больше не обсуждают.

Оба надолго замолчали.

– А ты не забыл нашу самую любимую забаву? – желая сменить тему, Галинка заговорщически улыбнулась. – Ухватимся за якорь и висим…

– ...а теплоход тем временем уже отходит! – подхватил Данила, моментально оживляясь. – Ноги бултыхаются, мы ими воду рассекаем, как на лыжах, и ждём момента, пока ещё не поздно спрыгнуть…

– Капитан с рубки орёт, ругается, злится просто дико! – оживлённо продолжила она. – А нам всё по барабану... Эх, я ужасно завидую мальчишкам, которые и сейчас так развлекаются. Мне теперь, вроде как, уже и по возрасту несолидно…

– Угу, совсем пожилая тётенька, – Данила не удержался от смешка. – Третий десяток разменяла, пенсия на горизонте!

Они снова замолчали. В этом общем красноречивом молчании можно было различить и ностальгию по детству, и понимание того, что они повзрослели, и тоска по несбывшемуся, и невозможность что-то повторить или исправить…

Галинка чувствовала, что сердце её заливает тепло, и понимала, что по-прежнему любит Данилу. Ничего не изменилось, ничего не исчезло... Осознавать это было и сладко, и горько. Но нельзя было позволять себе слишком увлекаться. Галинка знала, что это всё равно не доведёт её до добра.

– Даня, если ты не против, могу я прямо сейчас отправиться в ту квартиру? – попросила она робко. – Ужасно хочется нормально помыться и отдохнуть, да и одежду, наконец, постирать.