Однажды господин де Гуа, один из самых блестящих французских дворян, ныне покойный, пригласил меня ко двору к себе на обед. За столом собралось с дюжину образованнейших людей того времени, в их числе господин епископ Дольский из бретонского рода д’Эпине, господа Ронсар, де Баиф, Депорт, д’Обинье (двое последних еще живы и могут подтвердить мой рассказ); других гостей я не припомню, знаю лишь, что среди присутствующих было только двое военных – сам де Гуа и я. Заговорили о любви, о ее усладах и печалях, удовольствиях и неудовольствиях, хороших и дурных сторонах; после того как хозяин дома выслушал мнение каждого из нас обо всем вышеперечисленном, он заключил, что высшая степень наслаждения заключается в мести, и попросил всех гостей сочинить экспромты-четверостишия на эту тему, что мы тотчас и исполнили. Сохранись они у меня, я охотно привел бы их здесь; победу одержал епископ Дольский, истинный златоуст.

И разумеется, господин де Гуа затеял эту забаву не случайно: он метил в двух знатных сеньоров, мне знакомых, коим наставил рога в наказание за ненависть, что они питали к нему; жены этих господ были весьма красивы, вот почему он извлекал из этого занятия двойное удовольствие – и месть, и усладу. Я знаю множество людей, которые мстили своим обидчикам таким же образом, извлекая из сего поступка величайшее удовлетворение.

Также знавал я красивых и добронравных дам, которые утверждали, что, когда мужья их дурно и жестоко обращались с ними, бранили и оскорбляли, били или учиняли иные неудовольствия, самой большой их радостью было наставить рога супругу, а наставив, посмеяться над ним вместе с сердечным дружком, после чего с удвоенным пылом предаться любовным утехам.

Слыхал я об одной любезной и красивой даме, которая на вопрос, изменяла ли она мужу, отвечала: «А с чего бы мне наставлять ему рога, коли он ни разу не обидел меня и пальцем не тронул?!» Тем самым желала она сказать, что, соверши ее муж то или другое, тотчас сыскался бы защитник, согласный отомстить за нее с нею же.

А вот забавная история об одной весьма привлекательной даме, которая услаждалась однажды нежной любовной схваткою в постели с милым другом, и вдруг посреди пылких и бурных объятий сломалась у нее сережка, сделанная по тогдашней моде из черного хрусталя в виде рога изобилия. На это дама тотчас нашлась, сказавши: «Вот видите, сколь предусмотрительна природа: на один сломанный рог всегда придется дюжина других, тех, что украсят голову бедняги рогоносца, супруга моего; пусть-ка надевает их по праздничным дням, коли ему охота!»

Другая дама, оставив супруга своего храпеть в постели, прибежала перед сном навестить милого дружка; тот спросил ее, где муж, и она ответила: «А где ж ему быть – лежит, постель сторожит, все боится, как бы его гнездо не загадил чужак; ну да ведь вам-то нужна не постель его с простынями, а я сама, вот я и пришла к вам, оставив мужа в сторожах, да еще в сонных».

Кстати, о сторожах: слышал я историю об одном доблестном дворянине (которого и сам знаю), что обратился однажды к весьма достопочтенной даме, общей нашей знакомой, с издевкою спросив у нее, не приходилось ли ей посещать Сен-Матюрен. «Ну а как же, – отвечала та, – вот только я не смогла войти в церковь, ибо она была битком набита рогоносцами: они так усердно сторожили ее, что не пропустили меня внутрь; ну а вы сами, я полагаю, влезли на колокольню, дабы стеречь сверху и оповещать всех остальных».

Я мог бы порассказать о тысячах иных острот, но, боюсь, места не хватит, разве что в каком-нибудь уголке сей книги.