Обратясь к чайнику, он продолжал свою беседу с невидимыми собеседниками. Ему было невыносимо одиноко, но разговор с самим собой успокаивал его на короткое время. Он знал, что его слова не достигнут небес, но в них была чертовски хорошая правда, и это было единственным, что имело значение.

На кухне, в окружении потускневших обоев и старой мебели, сидели Иисус и Аватар, ожидая возвращения Блюзмена с кипятком. Иисус стучал пальцами по столу, как будто стремился к ритму, и на его лице расплывалась ухмылка.

– Узнал, кто всадник? – спросил он, исследуя свои мысли, как художник, пытающийся найти правильный цвет для картины.

– Да, четвертого знаю, – ответил Блюзмен, не отрывая взгляда от своего отражения.

Аватар, излучая спокойствие и уверенность, добавил:

– Надо с первого. Анц, цвай, драй.

Тут началась музыка – абсолютно неожиданная, как будто сама реальность решила сыграть свою роль в этом театре абсурда.

– Фур-фир бригадир, – сказал Иисус, а мелодия наполнила комнату удивительным настроением.

Аватар продолжал:

– Анц, цвай, драй.

– Фур-фир бригадир, – подхватил Блюзмен, хмуря брови.

– Заебали! Иисус, ты рок-звезда и поп-жоп-стар? – воскликнул он, не в силах сдержать свою злость.

Однако его внутренний конфликт прервал Аватар.

– Кто четвертый всадник?

– Ты, помнишь свою инкарнацию Гитлера? – ответил Блюзмен, в его голосе ощущалась нотка кислого юмора.

Аватар отпрянул, но потом, осознав, что вызываемое волнение лишь добавляет красок к их разговору, удалось ему немного расслабиться.

– Чакравартин, я Аватар, – произнес он с определенной гордостью, не скрывая своей истинной сущности.

Иисус хмыкнул:

– Он что, всех перекосил и потом съебался на пенсию в Аргентину?

Блюзмен, почувствовав, что его подколы не находят отклика, вытащил свою фразу.

– Ты хотел узнать, кто всадник? FACE.

На мгновение воздух наполнился напряжением. Блюзмен помещал в своем сознании образ молодого паренька, вызвавшего резонанс во всеобъемлющем хаосе музыкальной культуры. Вставка кусочка клипа, где FACE запенился в ритмах, словах и небрежной дерзости.

"Я ебал твою тёлку", – звучало в его голове. Это была фраза, ставшая знаковой для нового поколения, для людей, доведенных до крайности разочарованием и безысходностью.

Резюме этого фрагмента жизни всплывало в сознании Блюзмена: "Поговорим о звездах. Есть те, кто хорошо хайпанул и себя нормально ведёт, но есть и те, кто дохуя возомнил и пользуется популярностью. Вот, взять FACE, он вообще в треках читает, что он четвертый всадник апокалипсиса. Ну и флаг ему в руки, и Боги ему судьи! Есть еще третий тип людей – это те, кто собрали 10 тысяч подписчиков, а то и меньше, и выебываются как рок-звезды. Наглядный пример – коллектив из рок группы. Но я хоть и первым выебал его жену, я этим не выебываюсь. Так что людей делить можно минимум на три типа, а то и больше".

Тишина, повисшая в комнате, была пронизана немым недовольством. Блюзмен чувствовал, как его слова растворяются в пространстве, но не могли они исчезнуть без следа. Они оставили за собой след из нищеты, стремления к вершинам и утрат, потерь, которые упрямо возвращались в его сознание, как факелы зажигали ту самую неугасимую яркость желаний.

Глядя в зеркало, он понимал: этот момент стал его этапом. Путь в темноту, его утешение и спасение существовали только в его уме, в его строках, аккордах и ритмах, которые он создает. Только музыка могла снять с него эту временную ношу. И теперь он вновь был здесь, у любви, страсти и ненависти.

– Блюзмен, – произнес он, утвердительно кивая своему отражению. – Ты – не просто вымышленный персонаж, ты – Хаос, ты – Время и Свет, ты – все, что хочешь!