В 1897 г. при проведении Всероссийской переписи впервые численность гагаузов была зафиксирована отдельно от болгар. Как следует из представленной в переписи формулировки, она отражает в первую очередь языковую особенность, характерную для гагаузов. Речь идет о родном языке гагаузов, который фиксировался в официальных документах как турецкий. Исходя из этого, представители данной этнической группы были обозначены как «турки-гагаузы». При этом Н. Державин особо подчеркивал, что на территории Бессарабской губернии «ни сам себя этот народ, ни его соседи никогда не называли и не называют его “турками”, а всегда гагаузами, иногда булгарами» [Державин, 1937, с. 80–81].

Выявленные архивные документы, раскрывающие сложившиеся исторические условия, освещают некоторые аспекты процесса культурогенеза и формирования гагаузской этнической идентичности в конце XIX – начале XX в. Данный этап их этнической истории, характеризующийся качественными трансформациями самосознания, выражался в требовании сельских обществ о назначении в приходы священников своей этнической принадлежности, в стремлении к переводу религиозных книг на гагаузский язык, совершению богослужения на родном языке [Квилинкова, 2013а, с. 267–301, 322–330; 2016а, с. 50–51].

Известно, что наряду с другими компонентами культуры язык выступает значимым маркером этничности. Именно он дает возможность человеку идентифицировать себя в качестве члена той или иной этнической группы, и одновременно позволяет идентифицировать другого как чужого, как не принадлежащего к его собственной группе. Утверждение глоттонима гагаузский язык и идентификация своего языка как гагаузского шли одновременно или даже вслед за ростом и завершением процесса становления у гагаузов этнического самосознания.

С 1908 г. после начала издания книг (богослужебных) на родном языке гагаузы постепенно стали отходить от маргинального отношения к собственной этнической и языковой идентификации. Именно с переводом и изданием первых религиозных книг на гагаузском языке можно говорить о начале коренного изменения соотношения идентичностей – о смещении акцентов с религиозной составляющей (игравшей особую роль на Балканах в период османского господства) в сторону языковой и этнической.

Свидетельством усилившейся в народе языковой идентичности является возникновение в конце XIX – начале ХХ в. гагаузской религиозной рукописной традиции – перевод апокрифических молитв на гагаузский литературный язык, а также появление народных песен религиозного содержания (духовных стихов) [Квилинкова, 2011а; 2012а]. Таким образом, начало ХХ в. следует считать отправной точкой в процессе формирования гагаузского литературного языка.

Гагаузское духовенство (во главе с протоиереем М. Чакиром), занимавшееся переводом и изданием первых религиозных книг на гагаузском языке, выполняло миссию народных просветителей. Результатом этой деятельности, а также бурно протекавших внутриэтнических процессов стало то, что гагаузы добились права на официальное признание собственного этнонима (гагаузы), глоттонима (гагаузский язык) и права на сохранение своей этнокультурной уникальности. Это свидетельствует о том, что на территории Бессарабии в начале ХХ в. соединились все три идентичности: религиозная, языковая и этническая (культурная и социально-бытовая) [Квилинкова, 2013а, с. 594].

В работе М. Чакира «История бессарабских гагаузов», изданной в 1934 г. на гагаузском литературном языке, акцент был сделан на объединении всех трех идентичностей. Написание данной работы было вызвано протекавшими внутриэтническими процессами и, вместе с тем, она сама была призвана оказать на них воздействие. При этом он обращал особое внимание на значимость православной идентичности для сохранения гагаузского народа. М. Чакир призывал гагаузов не оставлять православной веры, наставляя их быть истинными христианами, какими были их отцы и деды, давшие клятву всегда быть православными христианами [Çakir, 2007, с. 83]. По своему значению данная работа может быть приравнена к труду болгарского просветителя и основоположника Болгарского возрождения Паисия Хилендарского «История славянобългарска» (1762), разумеется принимая во внимание различный исторический контекст написания этих работ и, соответственно, разные цели.