– повеселел он. – Три операции за ночь, – подводя итог, устало закончил пожилой врач. Словно чуткий барометр, фиксирующий бурю, медицинские сёстры подозрительно не галдели, преданно заглядывая в глаза начальства. Видно тот пришёл на работу, не в лучшем расположении духа, и эту грозную ауру женщины ощущали кожей. В ординаторской висела настороженная тишина, и только через открытую форточку долетал шум проезжающих машин. Вальяжная фигура в кресле, мастерски выдержав паузу, приступила к экзекуции. – Почему не вывели женщину из седьмой палаты, ведь прошло больше двух суток? – мягкий обволакивающий голос словно приглашал к откровенности. – Так это же наша сестра из детского отделения, и просила оставить, – стал объясняться вновь дежурный врач. – Я Вам докладывал. – Та,… а… к. – молодое лицо заведующего, наливалось «праведным» гневом. – Я очень редко напоминаю, но вы вынуждаете! – откинувшись на спинку кресла, он обвёл присутствующих цепким взглядом. – Что значит просила? Мне наплевать! – в голосе шефа, завибрировали нотки металла. – Если подошла очередь «генералить» палату, то её следует мыть, а женщин переводить. – Но в послеродовом отделении нет мест, – пробовал оправдаться пожилой. Ему, было обидно выслушивать такое от своего бывшего ученика, которого недавно натаскивал к работе. Не прошло и полгода, как молодой шеф всё забыл, демонстрируя иной тип управления. – А мне наплевать. Куда хотите туда и переводите, хоть в девятую, – глаза начальника отливали желтизной, словно у голодного хищника. – Да! Весьма мудрое решение – хмыкнул про себя опоздавший, присаживаясь на свободное место рядом с пожилым. – К лихорадящей бабе подложить оперированную…. Ну и дела, тебе, что жена не дала, ведь это наша сотрудница. Вот уж действительно всё относительно: – давно ли тебя сосунка всем отделением учили! И вот, результат; – сейчас ты начальник, а мы кто? Сезонные рабочие? – Когда по понятным причинам (пристрастие к алкоголю) сняли прежнего, главврач поставил на заведование своего. Отпрыск директора большого завода пришелся весьма кстати, ведь как – то следовало папу отблагодарить за финансовую помощь больнице, у которой в трудные времена не хватало даже мебели. Тогда и у себя дома кое – кто поменял гарнитур. Грех было не воспользоваться. Смена заведующих не была внезапной. Ожидаемая ротация давно витала в воздухе, и сотрудники ждали перемен. Но молодой протеже, недавно закончивший ординатуру, боялся практической медицины, как чёрт ладана. Парнишку начинала бить мелкая дрожь, когда он приступал к наркозу, и вид трясущихся рук с металлическим ларингоскопом,* вызывал у присутствующих законную тревогу, о судьбе зубов пациентки. Хотя если отдать должное, не лишённый ума и хватки, парень довольно быстро адаптировался, входя в русло анестезиологической колеи; – но барские замашки и спесь, у дитя совковой номенклатуры, остались. Новый шеф осуществлял руководство, не утруждая себя повседневной работой отдавая (в том) приоритет подчинённым.

Ну, те и пахали, как безмолвные рабы. Вот и сейчас коллектив сидел, молча думая каждый о своём. Одни преданно взирая на заведующего, а другие, испытывая чувство стыда за него, но ещё больше за себя. За своё рабское покорство, и молчаливое непротивление, за тот внутренний дискомфорт, изначально присущий русской интеллигенции. Давно известно, что проклятие России это «дураки» и дороги! Но в период перестройки первая часть заметно поумнела, превратившись для остальных в иную напасть; – новых управленцев. Эта прослойка, превосходно владея мимикрией, хорошо приспособилась к окружающей среде. Исповедуя на публике либерально – демократические взгляды, придерживалась старой авторитарной методы, глядя на подчинённых, как на орудие своих целей. А ведь ничто так не обижает людей, как осознание того, что их вчерашний коллега, получив привилегию, пусть даже совсем незначительную, начинает подчёркивать всем своим поведением, что он уже не с ними, а над ними. И подобно небожителю может избирательно наказывать и миловать, извращая само понятие коллективной работы. –