Марина поняла, почему она не видит говорящего: ее голова лежала у него на коленях, и он был поэтому где-то сзади. Но его руку она чувствовала у себя на лбу. Рука была прохладна и легка, и Марине вдруг показалось, что пальцы осторожно гладят ее лоб.
– Мне ведь надо экскурсию продолжать… – произнесла Наталья Андреевна слегка смущенно.
– Ну конечно, иди, Наташа, – тут же ответил мужчина. – Не волнуйся, я уже закончил и вполне могу помочь.
Марина почувствовала, как дрогнули его колени, на которых лежала ее голова. Тут же он подхватил ее рукой под плечи, не отнимая другую ото лба.
В глазах у нее прояснялось, она уже видела и столпившихся вокруг людей, и Катеньку, и Наталью Андреевну. И только парня в клетчатой рубашке она не видела – но чувствовала его руки на своем лбу и на плечах.
– Извините, я сама не понимаю, что случилось. – Маринин голос звучал прерывисто. – Голова закружилась. Из-за солнца, наверное.
Голова у нее теперь не кружилась, а болела: наверное, Марина ударилась, упав на дорожку.
– Вы можете сесть? – спросил невидимый парень. – Давайте я вам помогу. Лучше перейти на траву, да там и прохладнее.
Едва не вскрикнув от резкой головной боли, Марина села, потом оперлась рукой о песок и встала на ноги.
– Тетя Марина, я так испугалась! – Катенька подставляла ей маленькое плечо. – Я подумала: а вдруг у вас с сердцем плохо стало, а я же ничего не умею…
Парень в клетчатой рубашке поддерживал ее под руку. Так, втроем, они свернули с дорожки и сели на густую траву в тени старых лип.
Тут Марина впервые подняла на него глаза – и сразу поняла, что с ней произошло.
Она с трудом могла смотреть на него. Это было совершенно непонятно – почему, но сердце у нее снова стремительно забилось, едва она взглянула в его лицо. Только головная боль немного притупляла неодолимое чувство изумления и восторга, пронзительнее которого Марина ничего в своей жизни не знала.
Парень смотрел на нее сочувственно и спокойно. Несмотря на биение сердца, несмотря на головную боль и растерянность, Марина видела его лицо так ясно, словно воздух между ними приобрел какую-то особую прозрачность.
У него были большие светло-серые глаза с расходящимися из центра тонкими лучиками, и даже сейчас, хотя он смотрел прямо на Марину, взгляд у него был задумчивый и слегка рассеянный. Все остальное было как будто и неважно – только эти задумчивые глаза с серыми лучиками, которые Марина видела однажды и которые теперь узнала сразу…
Черты лица у него были правильные и такие же спокойные, как взгляд. Прямой нос, небольшой рот с чуть припухшей нижней губой, выгоревшие на солнце брови…
– Меня зовут Женя, – сказал он.
– А меня – Марина. Извините, Женя, столько неожиданных хлопот… – начала было она.
– Ну что вы, – тут же остановил ее Женя. – Хлопот для меня совершенно никаких, мне только жаль, что вы ушиблись. У вас, наверное, голова болит? Вы так упали, Марина, даже издалека можно было испугаться!
– Я и сама не понимаю, что произошло, – смущенно сказала она, морщась от головной боли и изо всех сил стараясь, чтобы боль ушла.
На самом деле Марина уже понимала, что с ней произошло. Или, по крайней мере, понимала, что произошло это сразу, как только она увидела Женю в глубине аллеи.
– Вы из московского автобуса? – спросил он. – Тогда, наверное, придется поторопиться: ваши скоро уезжают.
– Нет, я из Орла. Нас вообще на целый день сюда привезли. Сначала в Спасское, в музей, а потом на пикник куда-нибудь, – объяснила она.
– Тогда, значит, есть время, – сказал Женя, и Марине показалось, что в голосе его мелькнула короткая радость – или только показалось? – Я имею в виду, что вы можете спокойно собраться с силами, – пояснил он.