Отом.
— Давай-давай, шевелись, — передернув плечом, скорчиваю мину, отвернувшись в сторону, чтобы Авдей не заметил.
Сумка падает на локоть, а прядь светлых волос сползает на глаза. Сдуваю ее и вздрагиваю от трезвонящего, раздирающего перепонки звонка.
Вот же велкопоповицкий кОзел!
Нужно ускориться, потому что сейчас у нас начнется пара у самого несговорчивого преподавателя курса.
За неполных три года обучения ни с одним преподавателем у меня не было проблем. И только с Мироновым Ильей Ивановичем у нас не случилось взаимной симпатии.
Как только последний входящий в аудиторию одногруппник тянет за собой дверь, входим мы с Мавдейкиным.
Занимаем первую пустую парту. Я бы с огромным удовольствием забилась повыше, можно даже в космос, но у Мавдейкина туго со зрением, поэтому мне тоже приходится сидеть за партой для ботанов. Потерять пригретое место рядом с отличником для меня роскошь непозволительная. Мне и так еле удается выдерживать на себе его масляные взгляды. Я думаю, что мой одногруппник считает, что у нас с ним, типа, отношения. И пусть считает, мне это выгодно, когда три года Мавдейкин решает за меня все контрольные и расчетные домашние работы.
— Здравствуйте, Илья Иванович.
— Доброе утро.
— Здрасте.
Аудитория приветствует Миронова, которому, к слову, равнодушно. Даже если бы с ним никто не поздоровался, он бы не заметил, впрочем, как и всех нас в классе. Он кивает в ответ, не отрываясь от своего телефона.
Вообще, он ведет себя так, будто каждый раз его заставляют идти на пары под дулом гранатомёта.
Для него каждый из нас — такая же мебель, как эти деревянные парты.
Он не выделяет абсолютно никого. И даже меня.
Когда после зимних каникул я увидела Миронова впервые, у меня защипало глаза. В тот момент мне подумалось, что красавец с обложки глянцевого журнала, звезда рилсов инсты, случайно заблудился в нашей аудитории, выискивая фотоагентство.
На моей специальности преподают исключительно профессора-старички, инженеры-заумники и кандидаты наук. И какова была моя радость, что среди всего этого пенсионного фонда затерялся молодой привлекательный препод!
Я ошибалась.
С нашими старичками найти общий язык оказалось легче, чем с этим красавчиком-снобом.
К слову, наверное, стоит рассказать о себе, о вузе, в котором я обучаюсь, и направлении подготовки, выбранном мной не случайно.
Вообще, в моей без полутора месяцев двадцатидвухлетней жизни всё не случайно, а четко продумано и выверено. На волю случая рассчитывать нерационально в моем случае, когда в кармане моей худой куртки ни копейки, а в холодильнике гуляет запах сырокопчёной колбасы, оставшийся после предыдущих квартиросъёмщиков. Это, конечно, я утрирую, но смысл понятен.
Итак, меня зовут Решетникова Яна, и каждый свой шаг я стараюсь обдумывать и просчитывать. Если бы не мое умение выкручиваться и приспосабливаться, уверена, Москва уже давно бы меня пережевала и выплюнула вместе с моими кроссовками, которые я ношу третий год и подклеиваю супер-моментом. А пока я стою у нее поперек горла костью и не собираюсь её покидать.
Всё потому, что у меня есть цель.
Эту цель я поставила себе еще в двенадцать лет, когда осознанно решила, что донашивать за двумя старшими сестрами куртки и обувь мне не нравится. Я выросла в городе за двести двадцать километров от столицы. Бывший железнодорожный узел теперь называется городом, в котором подростки до сих пор колбасятся под Децла, а автобусы ритуальных услуг «Зодиак» вояжируют по улицам чаще, чем маршрутки. Кроме стариков, алкашей и скинхедов в нашей деревне никого не осталось, потому что те, кто поумнее и помоложе, перебрались в Москву. Здесь — жизнь, деньги и всё то, о чем я могла мечтать в детстве и о чем мечтаю сейчас. Я с двенадцати лет знала, что после получения аттестата и сертификатов ЕГЭ сразу покину родные пенаты. Так и произошло. Меня никто не отговаривал, не удерживал и не запрещал. Я всегда выбивалась из уклада нашей семьи. К слову, она у меня большая: родители, я и три сестры. Я — третья по старшинству. Две мои старшие сестры давно обзавелись семьями, нарожали детей и живут в соседних деревнях. Их, как и моих родителей, устраивает всё: работа в местном продовольственном магазине, дети в садах и школах, муж на диване и «Птичье молоко» по праздникам. На мои рассказы о Москве сестры крутили пальцем у виска, а маман даже как-то сказала: «Янка, ну какая Москва?! Кому ты там нужна?! Разве что жирных толстосумов ублажать, а полы мыть и здесь можно». Так себе перспектива, ага.