Слышно два голоса: один Ирин – что-то ласковое с негромкими смешками, другой не разобрать. Жизнь стала вмиг конечной и неуютной.

Всмотревшись, когда уже крадучись обошел огромный куст, в разбавленный, лунным светом, ночной мрак, встретился с Иркиными глазами – они испуганно смотрели на него, а на ней голая задница Григория, более известного в классе как Гоша (Евгений узнал его по клетчатой ковбойке). Тот самый Гриша Быков – отличник и ее однофамилец, про которого она как-то сказала: «Серый, буквально во всем, как булыжник на мостовой». Одноклассники, известно, его тоже не уважали – за бабскую манерность и учтиво-приторное отношение к учителям, близкое к подобострастию.

– Неужели изменила мне? – пронеслось в мозгах.

В следующее мгновение Жека брыкает ногой в пах вскочившему. Тот вскрикивает, согнувшись пополам. Дальнейшее помнится смутно, словно кадры в лучах стробоскопа – как висла на плечах и кричала, когда-то его, женщина и как с разбитой в кровь рожей стонал счастливый соперник, валяясь по земле, закрыв голову руками.

Боб с трудом оттащил друга, который с исступлением, зацикленно, продолжал повторять: «Изничтожу, сука!»

Потом были ее всхлипы-извинения, но в тот момент Борисов не принадлежал себе, и нашел в себе силы всех послать на…

Ему еще никогда не было так тошно на душе.

От главного героя:

«Друзья и недруги, а их суть одна – все относятся к категории людей».

Смотришь вверх – сразу видишь дно,

А опустил глаза – и под ногами небо,

И пусть реален мир-обман, где не случаются победы,


Когда не захотел лукавства – не одолел врага,

В душе печальной – рабство. За горизонтом – мгла.


Но в темноте нецветной зенит сменил надир,

Где счастье упаковано, там сам себе кумир,

Но нет здесь пьедестала, а лавровый венок не голову венчает – он терном лег у ног.

________________________//______________________________

Дорогая его сердцу бабушка – Зубова Анна Ивановна, слыла женщиной нелегкого характера. Такую нелестную характеристику на родного человека Жека сублимировал еще в раннем детстве из нечаянно подслушанных соседских разговоров, позже уже из своего опыта ученика школы, где она работала завучем, преподавая биологию.

Всегда бескомпромиссная, полная едкого сарказма – окружающим с ней было непросто. Среди учеников имела непререкаемый авторитет и кличку – «Зубило».

Гладко зачесанные в пучок волосы, очочки в стальной оправе, прямая осанка, тонкие, вечно поджатые губы – и вот перед вами образец училки-сухаря.

А единственного внука, в общем-то, баловала. Могла непедагогично накричать и тут же извинительно дать рубль на кино.

Женькиных родителей вспоминала не слишком часто и без горестных вздохов – видимо берегла его нервы. Правда, часто ходила с ним на кладбище и в день их смерти долго рассматривала немногие свадебные фотографии, где счастливо улыбаются зять Петя и любимая дочь Верочка.

Путь к совершеннолетию у Евгения не отмечен проявлениями каких-то особых талантов. Так – среднестатистический советский школьник.

Как и у многих, по мере взросления, «вектор выбора» будущей профессии шарахался по разным плоскостям и направлениям. От футболиста (в начальных классах) к археологии (восхищался научным подвигом Шлиммана), далее в мечтах стать дипломатом (насмотрелся прибалтийских фильмов о Западе) и, наконец, философия (Гегель, Кант, экзистенциализм – это звучало).

Следя за этими мечтаниями быстро увлекающегося внука бабушка каждый раз резонно замечала:

– Главное будь человеком и не забывай Бога. Тогда все у тебя в жизни приложится.

Церковь не посещала, но и к теории Дарвина относилась скептически. В два года, по ее настоянию, Евгений был крещен. Носила крестик, и по утрам, как бы незаметно от него, молилась на маленькую иконку, стоящую в углу книжной полки.