Милицейским это помещение никак не могло быть. Что-то среднее между баней и дачей. Примерно такие показывают в сериалах, пацаны примерно так прячут заложников. Но никаких намеков на пацанов не было в помине. Масштаб не тот. Хотя всякое случается. У пацанов параша какая-то есть, нужник. А поздний ужин требовал исхода. И опять подступала малая нужда, а большая следом, и жажда напомнила о себе. Воды захотелось. Ни пива холодного, ни сидра, ни джин-тоника. Воды.

В коридоре никаких желобов не нашлось. Ни желобов, ни впадин. И тогда он отправился в дальний правый угол, приспустил брюки, трусы и присел. Но нагадить в коридоре ему не позволили.

Дверь в противоположном конце коридора распахнулась со стуком и скрежетом. Поток ослепительного света прошил сумеречную оболочку.

– Не сметь! – прорычал омерзительный, но оглушительный голос. От такого приказа все сжалось внутри. Краткий миг преодоления фекального рефлекса показался ему чрезвычайно долгим. А далее он должен был неминуемо обкакаться, потому что через коридор света на него надвигался во всем своем омерзительном величии… бес…

Рожа, рога, хвост, копыта, хламида… горящие глаза. Недолго пришлось радоваться хоть какой-то определенности. Свет погас, захлопнулась дверь за лукавой скотиной, но раскрылась другая, за спиной, и в полной темноте липкие и холодные руки подхватили его и потащили быстро и умело, так что босые ноги ощутили хлад и гладкость другого коридора. Потом – опять дверь где-то сбоку и наконец, покой и тишина. Только вода капает на камень.

…Время в этом лабиринте имело странный и причудливый ход. Сознания он не терял, а просто выпал как бы на периферию и времени, и бытия. В этом боксе было чуть посветлее. Где-то наверху тлела невидимая лампа, а оттуда, сверху, и падали капли…

С настойчивостью приговоренного хотелось добраться все же до последних трех желаний. Первое – прерванное выполнение физиологической потребности. Не рассуждая и не задумываясь, он присел там, где стоял.

– Не сметь!

Гнусный голос пришел, казалось, отовсюду. Он вскочил, схватился за ремень, опять присел, встал и почувствовал одновременно облегчение и стыд. По ногам потекло дерьмо. Он вылез из брюк, потом остался в одной рубахе и галстуке и как мог брюками же обтерся, отошел в дальний угол, сел на корточки, ощутил смрад и мерзость своего запустения и от обиды заплакал. Потом устали ноги, и тогда он сел прямо на пол, холодный и гладкий. Так, наверное, выглядел бы Ад. А почему так? Где он вообще? Не там ли? Может быть, вот так все и закончилось? Он ущипнул себя за мочку уха. Больно ущипнул. А показалось, что никак. И стал вспоминать жизнь, раскручивать ленту. Он даже опять задремал, потом очнулся, встал, решил побарабанить в дверь, но та легко и без скрипа раскрылась. Он вновь оказался в коридоре.

Налево – направо? Какая разница?

Дверь подалась. Он шагнул через то, что должно бы называться порогом, остановился на малую долю времени, замер в очередном шаге и хотел было вернуться, качнулся даже, только дверь захлопнулась, как бы сама собой, а там, за ней полноценный звук задвигаемого засова. Здесь света было поболее и света не электрического и не производного от него, ибо все, что от электрона, – необъяснимо. Это факела горели на стенах слева и справа. В центре на возвышении сидели бесы в количестве двух. Во все время этого приключения он пытался найти какие-то вещественные призраки того, своего мира и не мог этого сделать. Камень, гладкое дерево, полумрак, не разглядеть головки шурупа или шляпки гвоздя, самого замка или засова. Мрак и скрежет зубовный. А вот пол здесь был не совсем гладкий. Босую ступню беспокоил камешек какой-то острый и настойчивый. Он нагнулся и нащупал сей предмет.