Святонебоход готовился к старту под панические сигналы воздушной тревоги, подъехавшие полицейские машины въехали в толпу.

– Атас, – услышал профессор. Пехота!

  Он схватил Элис за руку, они побежали к дому. Неизвестно откуда завизжала сирена. Святонебоход Папатриарха пошёл на взлет, отбросив стоящих рядом людей струёй обжигающего кожу воздуха. Волна сбила Элис с ног, – профессору чудом удалось вырвать дочь из под несущейся, обезумевшей от страха толпы. Они вбежали в подъезд, лестницы шатались от натиска насмерть перепуганных людей. Дверь забаррикадировали, они с трудом добрались до последнего этажа. Люди в панике разбегались по квартирам, – внизу выламывали парадную дверь. Многие попали в подъезд случайно и пытались уйти через чердак на крышу. Профессор открыл квартиру чуть не выломав замок. До утра они были спасены.

XVI

 Они проснулись от громкого и настойчивого стука в дверь. Не самый плохой знак, – при аресте, дверь выломали бы без труда. Профессор открыл, ожидая любого поворота событий, даже резкого удара в лицо. Это был почтальон, – он нагло заглядывал в комнату через плечо профессора. Удовлетворив любопытство, он протянул конверт и ручку.

 Письмо предназначалось для Элис, расписаться предлагали ему, – нелепо, как и всё происходящее с ними обоими последние несколько дней. Профессор расписался. Лучше бы сломали дверь и челюсть. Ной оказался прав, – на конверте был герб Братства вместо марки, его можно было не открывать, чтобы понять содержание.

  В письме, написанном золотыми чернилами, Элис выражалась огромная благодарность от Главнокомыслящего за помощь в предотвращении теракта на территории биохимического завода, – стратегически важного объекта Братства. Её собирались представить к награде в Красном Дворце Лидера Поп Державы. На следующий день после нейронного голосования, в девять часов утра их будет ожидать правительственная машина. Элис не поверила своим глазам и запрыгала по комнате от счастья. Профессор не разделял оптимизм дочери, но понимал его природу, – молодость и амбиции никто не отменял, они выше политики и здравого смысла.

Столь бурная реакция на кислую отрыжку государственного аппарата удивила профессора, – он не рассказывал дочери и десятой части того что знал о Братстве, но и не воспитывал её в патриотическом духе, – Элис знала в какой стране живёт.

Он не собирался обсуждать штаб сопротивления и встречу с Ноем, но детский восторг Элис заставил его поменять своё решение. Награждение, – хороший повод для приезда в Терема, затем предложат остаться и работать на правительство. А ещё через месяц с ней выйдет на контакт главный шпион штаба сопротивления и Элис окажется под шквальным огнём со всех фронтов.

Профессор понимал, что не может запретить дочери принять приглашение, – если она не поедет на награждение – обоих повезут в лагеря. Но она не обязана работать на правительство; если останется во Дворце – вправе отказаться от сотрудничества со штабом сопротивления. Двойная вербовка будет равносильна для Элис самоубийству, – он должен предупредить её об опасности, которая ожидает со всех сторон.

Профессор молча смотрел как радуется его ребёнок и отгонял, как назойливую муху, мысль о том, что это последний счастливый день в жизни Элис. Её наградят медалью Героя Братства, затем превратят в икону и замолят до дыр. Он решил дать дочери день насладиться внезапным счастьем и только потом рассказать о том что её ждёт, если она останется во Дворце. Она заслужила положительные эмоции даже по такому поводу, как принятие награды от Главнокомыслящего.