А ведь она почувствовала, когда началась спасательная операция. Почувствовала хлынувшую из-за холма волну надежды. Только приняла ее за отклик на речь Октавиана и даже попыталась отбить.

Инвидия решила, что обезумевшей царице об этом лучше не рассказывать. Никогда.

– Он забрал собак! – рычала царица. – Забрал кошек. Забрал скот. Не оставил мне ничего! – Она оглядела опустевшую скорлупу домена и мановением руки погрузила одну из хижин в раскаленный добела огненный шар.

Из него разлетелись брызги расплавленного камня. Некоторые взлетели на такую высоту, что лишь несколько секунд спустя просыпались наземь падучими звездами.

А царица снова застыла. И простояла неподвижно минуту, а затем резко развернулась и зашагала к ближайшей кромке кроча. На ходу она коротко махнула алеранке.

Инвидия пошла за ней:

– Что ты будешь делать?

Царица обернулась к ней через плечо – тонкие белые волосы всклокочены, на бледной щеке пятна золы, пыли, грязи.

– Он взял мое, – прошипела она дрожащим от ярости голосом. – Он причинил мне вред. Мне причинил вред. – Снова проскрежетали ногти. – Теперь я возьму принадлежащее ему.

Валиар Маркус отсалютовал у входа в штабную палатку. Октавиан, оглянувшись, кивнул и знаком предложил ему войти. После усилий, потраченных на водяное послание всей Алере, Октавиан выглядел усталым и помятым, но спать с тех пор не ложился. Всю ночь провел в этой палатке, читал донесения, склонялся над картами и песчаными макетами. В углу палатки так и остался маленький пруд, устроенный магией техников легиона.

Принцепс стоял над этой лужицей, глядя на уменьшенное изображение трибуна Антиллуса Красса.

– Сколько жителей удалось вывести?

– Восемьдесят трех, – ответил Красс. Голос доносился смутно, словно из глубины длинного тоннеля. – Всех, кто там был, принцепс, – вместе с животными и скотиной.

Тави отозвался коротким смешком:

– Летунов вам хватило?

– Мы кое-что показали врагу, принцепс. – Красс усмехнулся краешком рта. – Через несколько часов выведенных людей пришлось опустить на землю, но, по крайней мере, в ближайшее время они не пойдут на корм крочу.

Октавиан кивнул:

– Потери?

Красс перестал улыбаться:

– Пока двое.

Маркус заметил, как напряглись плечи Октавиана.

– Пока?

– Вы были правы. Ворд установил там оборону – нечто наподобие шершней. При вашем появлении над прудами они вылетели из кроча как болты из самострелов. – Лицо Красса осталось спокойным, но голос дал трещину. – Их жала пробивают кожаные доспехи и кольчуги. Укрепленные боевой магией пластины лорик гаденышам не пробить, но мы оказались не готовы… Во́роны, сударь, я и думать об этом не хочу. Мы справились, но жала у них ядовитые, и там, где они добрались до кожи, нашим людям плохо пришлось. Ночью я потерял двоих, и еще дюжине ужаленных становится хуже.

– Водяную магию применяли?

– Некогда, – покачал головой Красс. – Занимались рыцарями ворда, за ними неба было не видно. Я почти уверен, что захваченные вордом заклинатели воздуха взяли наш след. Уходить пришлось быстро.

Октавиан нахмурился:

– Вы выбрались с захваченных участков?

– Пока да.

– Теперь есть время попытаться исцелить раненых?

Крас покачал головой:

– Сомневаюсь. Ворд нас все еще ищет. Полагаю, для раненых будет лучше как можно скорей попасть к целителям легиона.

Маркус видел, что Октавиан ведет внутренний спор. Всякого командира тянет вмешаться в проводимую операцию. Но для общего руководства необходима разумная перспектива. Октавиан не мог сам оценить состояние пострадавших, расположение и возможности врага. Не хотел и без крайней нужды жертвовать жизнями своих людей. Очень велико было искушение отвергнуть решение, принятое командиром на месте.