Инвидия молчала.

Царица стремительно развернулась – Инвидия не успела ухватить взглядом ее движение. На нее уставились непроницаемые нелюдские глаза. В них отражались тысячи крошечных Инвидий – бледных, исхудавших черноволосых женщин, одетых лишь в облегающий тело хитиновый панцирь.

– Завтра… – В невыразительном обычно голосе царицы прорывался пылающий гнев. – Мы с тобой будем обедать. Вместе.

Она повернулась и, взметнув зеленые шелка, скрылась в бесконечных волнах кроча.

Инвидия боролась с чувством ужаса, охватившим все ее существо. Она снова посмотрела на кучку домишек. Отсюда, с пригорка, домен выглядел так мило: на сельской площади мерцали питаемые фуриями фонари, в домах светились окошки. На соседнем лугу заржала лошадь. Ей ответила коротким лаем собака. Дома и деревья – все выглядело безупречным. Как на картинке.

Инвидия поймала себя на том, что с трудом сдерживает смех, который рвался наружу из-за безумия последних нескольких месяцев, опасаясь, что, расхохотавшись, она уже не сможет остановиться.

Кукольные домики!

Что ни говори, царице ворда и девяти лет не исполнилось. Может, все они и были для нее куклами…

Варг, Учитель войны павшего Нараша, вслушивался в знакомые шаги своего щенка по палубе «Чистокровного» – флагмана нарашского флота. Верхняя губа у него вздернулась в угрюмой усмешке. Какой там нарашский флот, если Нараша больше нет. Но закон признавал корабль последним осколком нарашской земли.

Только что значит нарашский кодекс законов, если нет земли, в которой он правил? Быть может, «Чистокровный» теперь – просто доски, канаты, парусина, не принадлежащие никакому народу, ничего не значащие, – всего лишь средство передвижения?..

Как и сам Варг теперь ничего не значил: Учитель войны, защитник несуществующих границ.

Горькая злоба вспыхнула в нем на мгновение, и белые паруса, и синее море за окном каюты вдруг окрасились кровью. Ворд. Проклятый ворд. Вот кто погубил его родину и уничтожил народ. Из миллионов нарашан не выжило и сотни тысяч – и ворд ответит перед ним за свои действия.

Он сдержал гнев, не дав ему перерасти в кровавую ярость, – глубоко дышал, пока день не обрел обычные цвета. Ворд поплатится. Для мести будет и время, и место, но не здесь и не сейчас.

Он поддел кончиком когтя книжную страницу – бережно перевернул. Что за восхитительное изделие – этот подаренный Таваром алеранский том. Выглядит, как и сам юный алеранский демон, маленьким и хрупким, но в нем скрыто куда больше, чем видится глазу. Жаль только, что шрифт такой мелкий. Варгу приходилось непрестанно напрягать зрение. И читать только при дневном свете. При обычном тускло-красном светильнике ничего не разберешь.

В дверь вежливо поскреблись.

– Входи, – рыкнул Варг, и в каюту вошел Насауг. Младший каним почтительно подставил горло, Варг ответил небрежным поворотом головы.

«Щенок, – подумал Варг, с нежностью глядя на своего детеныша. – Всего четыреста лет, а уже по всему годен в Учителя войны. Он два года держался против клятых алеранских демонов на их земле и ушел от могучего врага целым. И все же я, наверное, всегда буду видеть в нем маленького щенка».

– Докладывай, – пророкотал он.

– На борт прибыл мастер Кхрал, – таким же рокотом ответил Насауг. – Просит его принять.

Варг оскалил зубы. Осторожно заложил между страницами клочок цветной ткани и закрыл книгу.

– Опять?

– Вышвырнуть его обратно? – с надеждой спросил Насауг.

– Искушение велико, – признался Варг, – но нельзя. По закону он вправе искать защиты от обидчика. Приведи его.

Насауг снова показал горло и вышел. Через минуту дверь опять открылась, впустив мастера Кхрала. Ростом тот почти не уступал Варгу – около девяти футов, когда стоял прямо. В его пестрой красно-бурой шерсти виднелись белые полоски – такой шерстью зарастали шрамы, только эти были получены при проведении ритуалов, а не в честном бою. Он завернулся в мантию с капюшоном из кожи демонов, а ведь Варг сколько раз просил не выставлять перед всем флотом одеяние, сшитое из шкур их теперешних спасителей. На перекрестье перевязей мастер носил пару кожаных мешочков с кровью – без них ритуалисты не могли вершить свое колдовство. Пахло от него нечистой шерстью и тухлой кровью, а еще смердело самоуверенностью глупца, не понимающего, как мало для нее оснований.