К примеру, принцепс мог узнать о том, что стало известно Охотникам: что Валиар Маркус – не простой, а многоопытный центурион алеранского легиона. Что в действительности он именно тот, за кого принимают его Охотники, – шпион, укрывающийся под чужим именем. Охотники не могли знать, что он заслан сюда из Алеры смертельными врагами принцепса, а вот если людям принцепса или, упаси Великие фурии, самому Октавиану станет известно, что под именем Валиара Маркуса скрывается бывший курсор Фиделиас, слуга Аквитейнов и государственный изменник, его тело достанется во́ронам.

Фиделиас больше не служил Аквитейнам. Он написал самое красноречивое в своей жизни письмо, уведомляя консула об отставке, – и в этом письме имелся только один изъян: оно не могло прикончить хладнокровную тварь, супругу консула Инвидию Аквитейн. Впрочем, и это ничего не меняло. Разоблачение будет стоить ему жизни. С этим он смирился. Никакие его старания не отменят прошлой измены Короне и перехода на сторону предателей, нацелившихся на место Гая Секстуса.

Рано или поздно он поплатится за свои преступления.

Но до того дня он помнил, кто он такой и в чем его долг.

Валиар Маркус закрыл глаза и, призвав на помощь искусство бывалых служак, мгновенно провалился в сон.

Амара, графиня Кальдеронская, утерла потный лоб и с удовлетворением поглядела на редеющую пелену облаков. В который раз местные фурии ветра собирались ударить бурей по людям долины, загоняя жителей в надежные каменные стены укрытий. И в который раз она успела вмешаться, не дав буре набраться сил.

По правде сказать, это дело, если вовремя за него взяться, не требовало запредельных усилий. До того, как непогода становилась опасной для человека, должно было случиться множество разных событий, и если Амара перехватывала их цепочку в самом начале, то легко рассеивала собирающуюся грозу. И сама этому удивлялась.

Удивляться, пожалуй, не стоило. Уничтожить всегда проще, чем создать. Стоит только вспомнить ее преданность Первому консулу. Или доверие и любовь к наставнику Фиделиасу.

Горькие мысли принесли с собой тихую боль и печаль, совсем не подходящие к солнечным лучам, которые уже прорвались сквозь разорванные тучи и омыли Амару легким, зыбким теплом предзимнего солнца. Она на минуту прикрыла глаза, впитывая тепло всем телом. Над землей, если подняться на милю и более, всегда бывало холодно – и особенно если взлететь не в кожаной одежде для полета, а в простом платье, как она сейчас. Она решила, что обойдется без особого снаряжения, ведь летать предстояло не более получаса – недолгая работа на умеренной высоте, а потом возвращение в гарнизон, где графиню ждало множество необременительных, бесспорно нужных и чрезвычайно приятных занятий.

Амара, тряхнув головой, выбросила из нее лишние мысли и вызвала свою фурию ветра, Цирруса. В былые времена она бы очертя голову рванулась к гарнизону, но вызванный стремительным рывком шум мог потревожить соседей, а нынешняя Амара помыслить не могла о такой невежливости. А еще скорость в клочья изорвала бы подол ее платья и безжалостно растрепала волосы. Раньше все это ничуть бы ее не смутило, но для многих из тех, с кем она день ото дня вела дела, внешность значила немало, и проще было выглядеть, как положено графине в их представлении.

А еще, хотя вслух он ничего не скажет – никогда не говорил, – взгляд мужа горячо одобрял ее нынешние более… благопристойные манеры.

Амара усмехнулась. Одобрял не только взгляд, но и руки. И прочее.

Она скользнула к Гарнизону быстро, но с разумной скоростью, пролетела над разросшимся вширь городком и приземлилась в старой крепости, оседлавшей узкую щель перевала в восточном конце долины Кальдерон и служившей теперь цитаделью для городка, похожего скорее на резиденцию консула, чем на простой окружной центр.