– Я от тебя подвигов не требую, – пробормотал я. – Хочешь – сотру твои писульки и уйду?

Котя некоторое время размышлял. Скорее всего чтобы потрепать мне нервы.

– Нет, погоди. Мне интересно. Ты сегодня чем занимался?

– Обошел толпу бюрократов… – начал перечислять я. Котя внимательно слушал, кивал. Потом спросил:

– В церковь не пробовал сходить?

Я вытаращил глаза. Котя воинствующим атеистом не был, но и в Бога не верил.

– Ты чего?

– А чего? Я не атеист, я агностик. А любой агностик теоретически допускает существование высших сил. Раз уж пошла такая мистика…

– Нет, не ходил. Так… сам помолился… – с легкой стыдливостью признался я.

– Надо сходить, – решил Котя.

– Точно?

– Точно. Потому что больше я никаких выходов для тебя не вижу.

Мы помолчали.

– Котя, мне нужна помощь, – сказал я наконец. – Может, и впрямь – мистика? У тебя нет знакомых экстрасенсов?

– Откуда?

– Ну… ты же сам, когда «не о», пишешь о всякой чертовщине… Общаешься…

– Чего? Да я с такими же охламонами и общаюсь! Ты думаешь, я хожу по шарлатанам-экстрасенсам, а потом о них пишу? Ты еще предположи, что я с овчарками трахаюсь, а потом это описываю… Все из головы, Кирилл! Все это гонево на потребу публики! Нет никаких настоящих экстрасенсов… ну или я их не знаю…

– Тогда мне и впрямь только в церковь осталось пойти, – сказал я.

– Подожди. Знаю я, к кому пойдем.

Я вопросительно посмотрел на Котю.

– К Дмитрию Мельникову. А? Хорошо я придумал?

– А ты что, с ним знаком? – удивился я.

– О! И тебя склероз коснулся, – захихикал Котя. – Знаком. Не то чтобы очень, но Мельников – мужик внятный, компанейский. Только надо будет с коньяком прийти.

Дмитрий Мельников был человеком редкой профессии. Вот уже лет двадцать он работал писателем-фантастом и, видимо, на этом поприще преуспевал. Во всяком случае, жил знаток инопланетных чудовищ и отечественных вампиров в новом высотном доме на Кутузовском, с чистым подъездом и бравым дедком-вахтером, судя по выправке и въедливому взгляду, служившим раньше охранником в лагерях.

Квартиру Мельников имел огромную и богато обставленную, да и сам выглядел вполне благостным. Я всегда подозревал, что человек, герои которого зубами гнут арматуру, а пинком ноги прошибают бетонные стены, должен иметь не слишком-то геройское телосложение. Мельников и впрямь оказался человеком средних лет, среднего роста и средней плечистости – зато с изрядным брюшком.

Котю, однако, он принял вполне благосклонно. Я тоже был удостоен рукопожатия с властителем дум наивных подростков и романтичных девиц.

– Проходите в кабинет, ребята, – демократично предложил Мельников. – Хотите – тапки надевайте.

Где-то в недрах квартиры звякала посуда, канючил что-то детский голос, тявкала собака. Но за массивными дверями кабинета сразу стало тихо. Что-то мурлыкал пижонский проигрыватель – весь прозрачный, так что было видно, как крутится внутри диск и перемигиваются наверняка ненужные, только ради эстетики понапиханные светодиоды.

– А внутре у ней неонка, – пробормотал я.

Мельников обрадованно уставился на меня:

– О! Как приятно встретить образованного человека! А то до чего дошло – классику никто не помнит. Процитировал Стругацких без кавычек, сделал, так сказать, литературный комплимент – а читатели стали хвалить фразу как мою…

Настроение у меня было и без того не очень.

– По крайней мере у читателей хороший вкус.

Мельников замолчал. Кажется, решал, не стоит ли обидеться и выставить меня вместе с Котей.

Не выставил. Пробурчал:

– К вкусу бы еще общую начитанность… Ну как можно упереться в одного автора и читать только его? Пусть даже меня!