Подстрочник бесстрастно отстукивал: «А на самом деле я думаю: «Зря я вчера нажрался-надрался-напился-нарезался-накушался-уелся-дорвался до халявы.

– Фуфляне с нами будут свободны! Говорить, что хотят. Есть, что есть. Делать, что умеют. Иметь, кого имеют! – оратор оттянул нижнюю губу вправо и вниз, и мгновение казался страшным, как будто даже мелькнул клык упыря, а голос наполнился медом:

– Мы вывели формулу успеха, и объявим ее всем, когда победим!

Подстрочник совсем сбесился: «Должны они запас держать! Пусть наливают. Двадцать минут распинаюсь, как проклятый. Никакая психика не выдержит. Пидары! На них ишачишь, … в рот! …!

Мужики заржали:

– Отпадно! Старый пенек даже думает матом.

– Всю жизнь перед народом идет. Насобачился. – Смеясь, отправились к машине.

Все больше народу старается идти к благополучию отдельно от Родины

Рыночное мышление

Косой – мужик, до жути везучий. Еще пацаном тонул – вытащили, а у него будильник почти новый в руках – на дне нашел. Подрос – в лотерею имфортную овощерезку выиграл и сменял на финомарку фирмы Зафорожец.

Бывший хозяин давно мечтал избавиться от «прожорливой скотины», да прогадал: овощерезка всю деревню без электричества оставила, на ближайшей ГЭС перегорели пробки, а в Столице погасла «лампочка Ильича» (Вранье – она и не горела никогда). Бедолага десятый год платит по счетчику, а Косой барином на Зафорожце девок катает:

– Налетай, красивые! Лучшее соотношение цены и качества!

Дальше, еще лучше пошло: женился на красавице Лусе, а у той сестра-близняшка Мася. Косой путает их через день, и алиби железное: «А черт их разберет!» Всю перестройку-переломку Фигулянскую, сучок (оторва, стервец, пройда, и как им не восхищаться?), проездил на хлебовозке и не узнал ни безработицы, ни беззарплатицы, как другие—прочие: безрукие-бездарные-неумелые-пентюхи индеферентные.

Всегда имел и на пузырек, и на мясо. А в новых экономических условиях и вовсе решил стать уважаемым человеком, и наворовать, если не до дефутатского мандата, то хотя бы до чинофника среднего звена:

– Если можно им, значит можно всем!

Но эти публично объявляемые планы являли собой только верхушку айсберга, была у них и латентная (Скрытая от завидущих глаз) часть. Лелеял в душе Косой честолюбивое, жгучее желание продать Фодину, и не мелкими кусочками, как эти фолигархи, которых развелось за последнее время больше, чем собак нерезаных-пальцев на руках-зубов во рту-соплей в носу-желудей в дубовой роще-селитерных карасей в испорченном пруду, а сразу и всю – фоптом, за хорошие бабки:

– Плюну тогда на все, и в баню с девчатами или рыбалкой займусь.

Голова кружилась, когда представлял, как его по телевизору покажут, как будут завидовать соседи в родном Бандажном переулке, как будет заискивать механик с пищекомбината – ходок, пьяница, сукин сын и оторва – главный соперник Косого в амурных делах, интимных посиделках, вкусных историях, сладких начинаниях, ходках по девкам.

Косой не только мечтал. Он напряженно работал в нужном направлении. Месяцев несколько тому выпивал с одним столичным финтеллигентом, погоняло Диссидент, и тот пообещал замолвить словечко в ФРУ (Фуфельное Разведывательное Управление. Фамерика)

– Косой, шпиены разных стран должны сотрудничать, что многократно увеличит вред, ими наносимый. Налил? Давай, за успех! Устрою тебе рандеву с финостранным обученным шпионом. Морда, бицепсы, весь черный, – такие воще одним взглядом убивают. У меня там все схвачено. Я велю, они прыгают! Сморкаюсь, подтирают. Пукну, нюхают! – и не обманул, ведь, зараза.

Днями в Загребайске объявились двое фегров – стопудово фамериканские шпионы для рандеву (Запланированная встреча). Сыскать их он поручил Мафусе, а сам пока жил настоящим, возглавляя бригаду вагонных воров. С подельников доли за машину не требовал, держался в равном пае, а имел право спросить и за бензин, и за транспорт – щедрый парень, потому и везучий.